Сванидзе: Это было именно тогда!
Кургинян: Значит, каждый раз, когда Вы мне затыкаете…
Сванидзе: Это все стройки коммунизма! Это все было тогда! Не дай бог никогда в страшном сне не приснится…
Кургинян: Понятно, понятно.
Сванидзе: …к этому вернуться! Чтобы все эти дети…
Кургинян: Значит, каждый раз, когда Вы мне затыкаете род, это 37-й год?!
Сванидзе: Чтобы все эти дети… Так Вам заткнешь! Чтобы все эти дети, которые здесь сидят и которые смотрят нас по телевизору, чтобы они вернулись в 37-й год?!
Кургинян: А вот этот человек, здесь сидящий, хочет в 37-й год, да?!
Кожемяко: Ну, какие же дискуссии проводить, если есть два слова…
Сванидзе: А что человек — человек, слава богу, живой, здоровый. Дай бог ему здоровья.
Кожемяко: …есть «гулаг» и «37-й год»?! Ну, какие дискуссии возможны?!
Сванидзе: Все, спасибо.
Кожемяко: Не надо никаких дискуссий.
Сванидзе: Спасибо.
Мохначук: Николай Карлович, я хочу сказать вот по поводу морального стимула. Когда приняли 122-й закон…
Сванидзе: Коротко, потому что время истекло.
Мохначук: …коротко, коротко… встал вопрос о монетизации льгот. У нас ветераны труда имеют льготы — коммунальные платежи, телефон, свет и т. д. Скидки, да? Поскольку это ложится на муниципальные бюджеты, была дана команда — я не готов сказать, кем, — уменьшить награждение ведомственными наградами для того, чтобы люди не получали «Ветерана труда» и, соответственно, не пользовались льготами, сэкономить, якобы бюджет. Ну, а когда человека награждают Почетной грамотой, он уже становится априори Ветераном труда. Дальше у нас, у шахтеров, есть I, II, III Шахтерская слава и т. д.
Так вот я езжу много по стране и буквально только на прошлой неделе вернулся из Кузбасса. У нас есть хорошая традиция, особенно в Кузбассе, Тулеев ее как бы сделал и поддерживает, что каждый год День шахтера празднуется в разном городе. Город приводится в определенное состояние, строятся дороги и улицы, город становится красивым — Кузбасс возрождается, но… Я о чем хочу сказать? О моральном состоянии. Я сидел в зале, когда шахтера-передовика награждали «Шахтерской славой». И вот он идет на сцену, сидит со мной рядом его жена, сидит ребенок. Женщина — у нее слезы на глазах, и она не смотрит на него, она смотрит по сторонам, как люди реагируют на то, что ее мужа награждают. У нее гордость. Сын весь восхищен, на взлете, что его отца награждают. Моральные стимулы работают и сегодня.
Сванидзе: Конечно.
Мохначук: Они нужны, они необходимы. И то, о чем говорили мои коллеги на моей стороне, что без морального стимула для рабочего человека, без осознания своего величия в каком бы то ни было процессе,…
Сванидзе: Правильно. Нет спора.
Мохначук: …мы никогда модернизацию никакую не сделаем.
Сванидзе: Я не против морального стимула.
Мохначук: Об этом надо помнить. Это надо поддерживать.
Кургинян: И вот это и есть опыт стахановского движения.
Сванидзе: Прошу Вас, Леонид Михайлович, Ваши вопросы к оппонирующей стороне.
Млечин: Виктор Степанович так интересно рассказал, я думаю, что большего требовать от него было бы с моей стороны неудобно. Да. Очень интересно рассказывал.
Сванидзе: Вы отказываетесь?
Млечин: Да. Я благодарен.
Сванидзе: Тогда, уважаемые коллеги, мы завершаем наши слушания. И я предоставляю вам возможность выступить с заключительным словом.
Прошу Вас, Леонид Михайлович, Ваше заключительное слово.
Млечин: Я предполагал вчера, что это, вообще говоря, должна быть чисто экономическая дискуссия, но она вылилась в политическую, к сожалению. А вопрос, конечно, чисто экономический. Стахановское движение было одним из вариантов…одной из попыток каким-то образом интенсифицировать труд, повысить производительность труда, заставить людей работать лучше, качественнее, быстрее.
Она не увенчалась успехом, как не увенчались успехом предыдущие. Поэтому практически, хотя об этом, естественно, ничего не говорится, практически сошла на нет. Это движение сошло на нет. Сошло на нет в ходе принятия перед войной законодательства, которое вообще все изменило, — нового трудового законодательства, которое запретило переход с одного предприятия на другое по собственному желанию, которое ввело драконовские меры наказания за опоздания на работу, за брак, за плохую работу и т. д. И это все реализовывалось. Речь идет о сотнях тысяч людей, которые получили наказания.
Что это означало? Это означало, что попытка использовать стахановское движение, использовать этот энтузиазм, чтобы подогреть людей, сделать его массовым, не получилась. Не получилась по разным причинам, в том числе, потому, что правительству не нравилось, что стахановцы стали получать больше денег и больше денег перевод в фонд зарплаты из фонда инвестиций тоже не устраивало руководство. Никакого продолжения стахановское движение в реальной экономике иметь не может.