— Со мной всё в порядке, а с моим коллегой проблемы, но об этом позже.
В трубке слышится:
— Поняла. Перезвоню. А когда?
— Давай завтра. А то сегодня интервью, и не спал ещё.
— Ладно.
Отключаюсь. Подъезжаем к посольству.
Посол оказывается на месте, улыбается, видя мою летнюю одежду:
— Ну, теперь вы в полном порядке.
Потом становится серьёзным.
— С вашим коллегой будут большие проблемы, но не будем пока о них. Перейдём сразу к делу. Слушаю вас.
Я достаю из кармана диктофон, и мы начинаем.
Посол рассказывает предысторию разделения Судана на два государства, об их многолетней войне между собой на территории Южного Судана, где негритянские племена протестовали против появления арабов, о запасах нефти, за счёт продажи которой жил и продолжает жить Судан, о том, что теперь ведутся разработки других полезных ископаемых, в том числе золота, которое тут есть, и что именно в этих разработках принимают теперь участие и российские компании.
В общих чертах это мне было известно, но без официальной точки зрения обойтись в репортаже нельзя. Я делаю пару снимков, как говорится, для истории и отправляюсь в консульство. Делаю вторую запись и вторую пару фотокадров. Тут же интересуюсь, как мне связаться с официальными лицами Хартума. Консул при мне звонит в министерство иностранных дел Судана, и договаривается о моём посещении их на завтра, поскольку день уже клонится к концу. Выражаю благодарность за помощь, узнаю адрес министерства и прощаюсь.
Опять звонит мобильник. На этот раз звонит из Киева мама. Беспокоится, всё ли у меня хорошо, как я выношу жару, как долетел, что ел и всё в таком духе. Ей ничего о проблеме с Ашотом не рассказываю, чтоб не переживала. Говорю бодрым голосом, что всё великолепно. Спрашиваю про майдан.
События в Киеве меня беспокоят. Я родился в Киеве и мои родители там продолжают жить. На площади Независимости опять беспокойства. Приехали, как и в прошлый раз, люди с Западной Украины.
Мама коротко говорит, что палатки стоят по-прежнему. Никто уходить оттуда не собирается. Требуют отставки правительства и президента Януковича. Я удивляюсь тому, что их до сих пор не разогнали. Однако это не телефонный разговор.
У меня в плане ещё встречи с населением, но ужасно клонит в сон. Ночь полёта прошла практически в бодрствовании. Так что принимаю решение отправиться в гостиницу и там поговорить с кем-нибудь. Но возвращаюсь пешком, чтобы получше рассмотреть город.
Иду извилистыми улочками, на которых иногда нет даже тротуаров. Всюду полно транспорта. Проезжают «тойоты» с открытыми кузовами, мотороллеры-такси, крытые брезентом от солнца и возможно редкого дождя, встречаются повозки, запряженные лошадью или ослом, и полно велосипедов, которые ухитряются ездить и по середине дороги. Народу очень много. Пик дневной жары прошёл, и люди высыпали на улицы. Торговля идёт полным ходом. Лавочки с овощами, фруктами, обувью, футболками. Иногда прямо на тротуаре стоят столики и рядом пара стульев. Здесь можно присесть и попить кофе, чай или соки. В одном месте к своему изумлению вижу ряд открытых кабинок туалетов. Но я не фотографирую. Меня предупредили, что в Судане фотографировать запрещено. Поэтому аппарат у меня на груди висит, но я им пользуюсь весьма осторожно, чтобы не спровоцировать недовольство местного населения. Особенно, как мне сказал консул, нельзя фотографировать военных и армейский транспорт, чтобы не заподозрили в шпионаже.
Большинство мужчин ходят в длинных почти до пят джелобиях белого или коричневатого цвета и таких же тюбетейках или с чалмой на голове. Головы многих женщин покрыты куском материи, в которое обёрнуто тело. Это, как я понимаю, истые мусульмане. Кстати, мечети и минареты попадаются, образно выражаясь, на каждом шагу.
Навстречу мне идёт высокий негр в клетчатой рубахе навыпуск из дешёвого материала и серых потёртых брюках. На ногах какие-то резиновые шлёпанцы. Волосы на голове короткими завитушками. Лоб пересекают четыре полоски. Вспоминаю, что в письме Юджина ими обозначается племя динка. В руке у негра длинный меч. Я догадываюсь, что он его продаёт, и неосторожно спрашиваю на английском, сколько стоит. То, что мне не следовало этого делать, я понял чуть позже.
Негр сразу остановился и назвал цену — двести фунтов. Но дело в том, что я не собирался покупать меч и спросил любопытства ради. Поэтому взяв меч в руки и, с интересом осмотрев его, я возвращаю прекрасно сделанное оружие владельцу со словами благодарности. Собираюсь продолжать путь, но негр становится передо мной и снижает цену. Пытаюсь объяснить, что меч мне не нужен. В самом деле, мне решительно некуда было его девать. Он не поместился бы в мой рюкзак никаким образом. Да и вообще оружие в самолёт не пропустят.