Через два дня снова приём. Теперь уже у директора лесного департамента. Он организовал его по случаю отъезда русских специалистов, работавших на строительстве лесопильного завода. Приём был в его новом доме, тоже на воздухе, но не на дворе, а на открытой веранде.
Погода была великолепная без изнуряющей жары. Всего пять-шесть столиков. За каждым по четыре кресла. Моё кресло подо мной неожиданно ломается, и его тут же заменяют другим. Приносят виски и лёд. Сам директор лесопильного завода Байпас разносит закуску: хлеб, сыр, яйца. Это было хорошо. Байпас, стоя посреди веранды, произнёс речь. Татьяна переводила. Затем произнёс речь важный гость — комиссионер из Джубы. С ответным словом выступили Анатолий Иванович и Павел Васильевич. Потом пили и закусывали. А через некоторое время пригласили в дом, где усадили за большой стол с яствами, и там мы хорошо поели. Снова вышли на веранду и оставались там за полночь.
На следующий день наша русская бригада улетела в Хартум, и остались мы с Николаем и его семьёй одни русские на весь юг Судана. Хотя я не владею информацией. Может, ещё кто-то где-то работает из русских.
С нашим контрактом целый краковяк. То думаем, что продлят, то нет. Сегодня получили письмо из нашего торгового представительства в Хартуме. Сообщают, что директор завода Тумбара отказался продлевать контракт. А нам он сегодня сказал, что пошлёт письмо на продление. Дурит, наверное. Но меня оставляют в Хартуме переводчиком на строящемся объекте. Там буду знакомиться с центром Судана и, конечно, информировать обо всём тебя.
А пока до свидания!
Дочитал письмо вовремя: стюарды подвозят на тележке пищу. Она вполне европейская — сыр, колбаска, салат и отдельно горячее — мясо с рисом. Дают и маленькие бутылочки красного вина. Бросаю взгляд в иллюминатор. Летим высоко. Внизу едва виднеются языки пламени. Это горит саванна.
Разворачиваю столовый прибор — нож, вилка, чайная ложка, наливаю в пластиковый стаканчик вино, чокаемся с соседями, провозгласив тост за успешный полёт, и приступаем к трапезе. Завершаю наскоро еду стаканчиком кофе, сдаю посуду и берусь снова за письма. Очень хочу успеть прочитать до конца полёта. Предпоследнее письмо начинается с описания погоды.
Ну, и погодка, я тебе доложу. Дождь. Но тут дожди не то, что у нас. Тут в голову не могут не придти строки Тютчева.
Дождь в Судане, хоть и снижает температуру на несколько градусов, но не приносит с собой ту щемящую душу свежесть, ту радость и веселье сердца, то неизбывное ощущение нового, прекрасного, что только и позволяет сказать восторженно:
Дождь в этих местах, хоть и радует, но он тяжёлый от окружающей жары. Под ним не хочется скакать и прыгать, крича во всю мочь:
А так у нас весело распевают в дождь.
Здравствуй, Джо!
Пусть тебя не удивляет такое начало письма, которое, как и во всех моих письмах тебе, имеет свой смысл. Просто я люблю нашу Россию и её традиции. Каждый день думаю о ней. Ни за какие коврижки не остался бы здесь навсегда, как это собирается сделать Татьяна. Такая уж у меня помнящая Родину натура. Но уж коли зашла речь о традициях, расскажу ка я тебе о местной свадьбе, на которую нас на днях пригласила Рита от имени своего отца.
Выходила замуж её старшая сестра, которой недавно исполнилось девятнадцать лет. Другая сестра учится в России. А эта ещё училась в десятом классе и хотела окончить школу, но отец так решил, и ей приходится становиться женой. Жених капитан армии, намного старше невесты.
Свадебный кортеж из нескольких машин отправляется в Вау в католическую канису. Получив благословение пастора, возвращаются. Наступил вечер. Из украшенного цветами лэндровера вышел жених в чёрном костюме. Я его сначала принял за сопровождающего. За ним вышла Фатима в длинном белом платье со сверкающей серебряной короной на голове, с которой спадает прозрачная кисейная фата, и с золотыми кольцами на руках. Чёрные длинные волосы парика спадают на плечи. Ни на кого не глядя, низко опустив голову, она идёт теперь уже с мужем в дом. Женщины кричат высокими вибрирующими голосами. Вслед за старшей сестрой идёт и Рита, завёрнутая в свой белый топ.