Наконец, спрашиваю о Вау. Что там сейчас происходит?
— Почему спрашиваешь? — вопросом на вопрос отвечает она.
Я поясняю, что там, на консервном заводе работали русские специалисты. Письма одного из них, который работал переводчиком, попали случайно ко мне в руки. В письмах описывается жизнь Африки и люди, с которыми он работал. Мне интересно побывать в этих местах и посмотреть на их жизнь сегодня.
Говоря это, я смотрел в свой блокнот, как бы видя перед собой письма. Не слыша в ответ ничего, перевёл взгляд на Халиму и поразился увиденным. Её глаза уставились на меня, а из голубых озёр текли слёзы. Она перестала быть политиком. Передо мной сидела обычная плачущая женщина.
— Что случилось, Халима? — спросил я тревожно.
— Это, может быть, мой папа, — прошептала она.
— Как так? — не понял я.
И Халима заговорила сквозь слёзы, сбегающие по её щекам, рассказывая, что она родилась в Вау. Её мать родила дочь в совсем юном возрасте от русского голубоглазого переводчика, который, уезжая в Россию, обещал ей написать письмо. Но в это время отношения Судана с Россией очень испортились. Президент Нимейри выгнал коммунистов из правительства и разорвал отношения с Советским Союзом.
Халиму очень любили дома. Мама учила её русскому языку, как могла, нашла человека, знавшего русский, и много рассказывала об отце. Девочка училась в колледже, а потом поступила в университет в Джубе. Потом её выдали замуж за военного, но он согласился, чтобы Халима поехала учиться в Москву.
В России Халима очень хотела встретить своего отца, но не знала, как его найти, так как никакого адреса у её матери не осталось. В министерстве сказали, что это было давно, документы в архиве, и переводчиков так много, что найти почти невозможно. Никто, наверное, и не хотел искать человека по просьбе суданской девушки.
— Папа уехал так неожиданно, что не успел оставить адрес — сказала Халима и совсем расплакалась.
Чтобы успокоить её, я говорю:
— Суданскую девушку, о которой пишется в письме, звали Рита.
— Это моя мама, — произносит Халима, и слёзы текут с новой силой.
— Халима, я помогу тебе найти отца, если это тот человек, чьи письма у меня в руках.
— А как его зовут?
— Женя.
— Это он, — шепчет Халима, и просит:
— Вы покажете мне его письма?
Я достаю из дипломата перевязанную ленточкой пачку и протягиваю Халиме.
Она берёт её так осторожно, как будто боится, что она может разбиться. Руки её дрожат. Я вижу перед собой не уверенного в себе дипломата, которым она была только что, а девушку, никогда не видевшую своего отца, всю жизнь любившую его, и вдруг получившую от него весточку.
Она рассматривает пачку.
— Тут нет конвертов, — говорит она.
— Нет, — подтверждаю я. — И адреса нет. Но буквально сегодня мне позвонили по мобильному телефону и сказали, что его видели в Киеве среди делегации Крыма. Фамилия его Березин. Так что он жив и здоров. И, значит, его можно найти. И я найду его.
— Ты, правда, поможешь?
Незаметно мы перешли с нею «на ты».
— Конечно. Теперь, когда я знаю его фамилию и имя, знаю, что он живёт в Крыму, найти его будет легко. Я же журналист.
Глаза Халимы сияют от радости. Вдруг она снимает с пальца золотой перстень и протягивает мне со словами:
— Я хочу сделать подарок твой жена.
Я улыбаюсь, отводя её руку с перстнем:
— Не надо, Халима, я не женат.
— Как так? Такой красивый и не женат? Но есть девушка? — и она продолжает настойчиво предлагать перстень.
Я снова так же настойчиво отвожу руку в сторону, говоря:
— Девушек на свете много, а жены пока нет.
И неожиданно для самого себя я спрашиваю:
— А тебе я нравлюсь?
— Да, очень.
— Ну, вот и оставь перстень себе, — говорю я, совсем смутившись.
Мы оба молчим, переживая случившееся. Халима вытерла слёзы, достала из сумочки пудреницу с зеркальцем и слегка припудрила щёки, приведя себя таким образом в полный порядок. Затем, что-то решив для себя, она проговорила:
— А знаешь что, давай поедем сейчас ко мне и выпьем твой коньяк за знакомство. А завтра мы с тобой улетим в Вау к маме. Я закажу сейчас билеты. Ты всё увидишь и узнаешь. Она будет очень рада.
Я молчу, но моё согласие видно на моём лице.
Халима отдаёт мне письма. Я прячу их, блокнот и диктофон в дипломат. Халима даёт и бутылку:
— Положи её к себе.