По льдисто отсвечивающему валу молотила тяжелая артиллерия, штурмовали его наши самолеты, но, очевидно, не хватало согласованности в общих действиях. Когда наши стрелки подходили к валу, немцы оказывались на месте и встречали жестоким огнем. Атака захлебывалась. Наши стекали в низину, прикрытую морозным туманом, а на откосе оставались убитые и тяжелораненые.
Мы минометами поддерживали атакующих.
Виктор понимал меня и всегда уступал это право: управлять огнем минометов. К тому же ему, политруку роты, по неписаным правилам, надлежало находиться на огневой. «Укрепляй моральный дух», — посмеивался Борис. Я числился командиром взвода, и этим определялись мои обязанности.
— Я пошел… — говорил я Борису. И если было настроение, добавлял: — Бувай!
Борис взглядывал на меня своими круглыми желтыми глазами, молча кивал головой.
И я шел на наблюдательный пункт, просто возле ветлы вырыли снежную яму, сделали неглубокий ход сообщения и назвали наблюдательным пунктом. По цепочке — два-три человека — команда передавалась на огневую. Конечно, нужен был провод, телефон, но у нас, минометчиков, его не было. Мы завидовали артиллеристам, у них и стереотруба, и рация. Вырыли блиндаж, потолок в три наката, поставили железную печурку. Борис любил бывать у них. Он и за стрельбой наших минометов часто наблюдал оттуда.
Я расспросил тех, кто бывал поближе, ходы сообщения у немцев шли сразу за валом, неглубокие, в полметра. По рассказам и по своим наблюдениям составил схему огневых точек, — немцы все время меняли расположение своих пулеметов, но в этой смене я уловил определенную систему.
Прежде всего мы пристреляли вал. Взблескивал дальний огонек разрыва — наши минометы едва доставали туда, стреляли с дополнительными зарядами — менял прицел, вспышки не было, значит, взрывалась мина за валом. Как только наши поднимались в атаку, мы открывали шквальный огонь из всех наших шести минометов. Видно, мы досаждали. На нас обрушивались артиллерия и тяжелые немецкие минометы.
Но часто нам приходилось умолкать по другим причинам. Не хватало мин…
У нас начались большие строгости. Запретили днем ходить по передовой, боеприпасы теперь подвозили только ночью, кухня приезжала в ранних сумерках и поздно вечером. В деревнях, где размещались тылы, днем прекращалось всякое движение. Деревни словно бы вымирали. Старшина жаловался на неудобства: ночью получать продукты, днем кухни запрещалось разжигать, попробуй успей к вечеру приготовить обед и ужин. Пополнение (стрелковые роты получили небольшие пополнения) влилось незаметно в глухие ночные часы.
Командный пункт полка передвинулся к реке. Командный пункт дивизии размещался где-то неподалеку за ним, в деревне.
Наконец-то прибыл новый командир дивизии. Говорили, плакал старик, когда принимал дивизию. «Каких людей погубили, я бы с такой дивизией до Берлина дошел». Солдатская молва любит красочные подробности и трогательные детали. Поди разберись, что было здесь правдой, что выдумкой. По этому же солдатскому телеграфу узнали мы, что наш новый командир воевал с первых дней войны, вывел свою старую дивизию из окружения, шел по городу Т. впереди, рядом со знаменем, в мундире, но босиком, сапоги расползлись… Виктор припомнил, что слышал раньше фамилию генерала: во время гражданской войны был он известным командиром партизанских отрядов в Сибири. Когда арестовали Блюхера, пострадал и наш генерал. Освободили его перед самой войной, а самую войну он начал в старом звании комбрига, и только после того, как он вывел дивизию из окружения, ему присвоили звание генерал-майора. Он был награжден орденом Ленина, и будто сам Сталин прислал ему поздравительную телеграмму. Так оно было или не так, но генерал круто наводил порядки: он сменил начальника боепитания дивизии, отстранил от должности начальника штаба нашего полка.
«За то, что штаб не располагал проверенными данными об огневых точках противника на нашем участке», — сказал Борис. Его вызывали в штаб, поговаривали, будто он должен был возглавить полковую разведку, а прежний помощник начальника штаба по разведке был уже снят или собирались снять его в ближайшее время.
Ходили слухи, генерал каждую ночь появляется на передовой, то в одном полку, то в другом. Командир нашего батальона предупредил командиров рот, чтобы те были наготове.
Он и у нас появился ночью, часов около одиннадцати. Мы с Борисом прошли к минометам, чтобы проверить установки вешек для ночной наводки, а Виктор поотстал, деловито мочился на дорожке. Генерал откуда-то сбоку вышел прямо на него. В серой шапке-ушанке, в валенках, белом полушубке, небольшой, подвижный. За ним человек пять автоматчиков. Один из автоматчиков, тот, что шел поближе к генералу, чуть сбоку, здоровенный парень с оттопыренной губой, отчетливо и требовательно сообщил, адресуясь то ли к Виктору, то ли к нам на огневую: «Командир дивизии».