Случайно Яловой узнал, как Ольга Николаевна «сцепилась» с членом Военного совета, когда тот в ее присутствии (генералу нездоровилось, и она принесла какое-то лекарство) начал было разносить редактора газеты. «Что же вы недоглядели! Мне политотдел прислал очерк вашего Ялового, просит дать указание, чтобы его в частях агитаторы почитали. Мол, хорошо про цену земли написано, я начал читать, а там прямо сразу про то, как парень девку в лес потащил! Ничего себе воспитание! Давай, мол, ребята, не теряйся!» — «У вас, видно, была тяжелая юность, товарищ генерал», — неожиданно вмешалась Ольга Николаевна. Руки на коленки положила, рассказывал редактор, сидит пай-девочка, и только, а глаза рысьи. Генерал даже поперхнулся: «То есть?» — «Я читала этот рассказ. Там совсем другое…» — «По-твоему, парни с девками ночью в лес по ягоды ходят?» — «По ягоды или не по ягоды, но зачем же… Зачем во всем подозревать дурное. А там ведь все понятно: приехала жена из Москвы, с сельхозвыставки, привезла медаль, ее чествуют в клубе, а потом они с мужем пошли в лес. Им хотелось побыть одним, понимаете?.. После шума, духоты им помолчать хотелось, почувствовать, что они только вдвоем. Это чисто и поэтично…»
«Словом, защитила тебя девка! — редактор довольно хлопнул себя по бокам. Вздохнул. — Попробовал бы я! В порошок бы… А ей что?! Доктор, красивенькая к тому же. Ну и мимо меня пронесло».
А Ольга Николаевна об этом случае никогда ни слова, ни полслова.
Временами казалось, что к его работе она относится с бо́льшим вниманием, чем к нему самому.
«Что я, скаковая лошадь, которую надо оценить: возьмет она препятствие или нет. А может, был у нее кто-то другой. А я только для «роздыха», для души?» — ревниво возмущался Алексей.
И переставал искать встреч с Ольгой Николаевной, чтобы потом, по прошествии некоторого времени, вновь надеяться и верить.
— Странно все, непонятно, — бормотал Алексей Яловой в ту памятную по лыжной прогулке ночь.
Он возвращался из штабной деревни к себе в редакцию. Дорога была похожа на траншею, проложенную в глубоком снегу. Вдали виднелись верхушки ветел, по молчаливым трубам угадывались крыши деревенских изб. Празднично рассиялась луна. Снежные блестки морозно переливались, играли. Поскрипывало под валенками. Недаром говорят, что полная луна — к морозам. Алексей поднял высокий воротник полушубка, ему послышалось слабое дыхание розы — любимых духов Ольги Николаевны. Прощаясь, она поправила ему шарф, по-родственному застегнула верхнюю пуговицу полушубка и, словно чего-то испугавшись, подтолкнула его к двери: «Идите же! Спокойной ночи!»
— Странно все.
А сам был горд и счастлив в эту ночь всем тем, что было, что все это было, что оказалось возможным и на войне, что возможна была такая женщина, как Ольга Николаевна.
И она не приснилась, не привиделась. Он оставил ее в темной избе с одинокой заснеженной рябинкой под окном; она в это время, должно быть, снимала с себя свитер, юбку, распускала волосы, вытаскивая шпильки. О чем она думала в эту минуту? На что надеялась? Чего ждала от него?
И вдруг ему показалось, он понял ее. А вдруг то, что он считает недостатком порыва, искреннего чувства, — стыдливая сдержанность поэтичной и чистой натуры, которая больше всего страшится оскорбительной ординарности, того, что именуется в обиходе «романом»? Многое она видела за эти прошедшие годы войны. Обыденность и пошлость мимолетных связей пугали и отвращали ее.
«Не потому ли она, — думал Яловой, — с такой бережностью, с такой настойчивостью стремилась создать вокруг себя мир, в котором не было места грубости и пошлости? Не потому ли она так стремилась в самых, казалось бы, неподходящих условиях сохранить поэзию чувства, простоты и сердечности…»
7
Алеша, милый!
Простите меня, дуру. Все так неожиданно и быстро произошло, что я поначалу ничего не могла понять. Вы ничего мне не сказали. Я случайно узнала о том, что случилось. Почему Вы не захотели мне рассказать?.. Ну, да не об этом сейчас.
Я узнала, что за Вас хлопотал член Военного совета. Но, видимо, все было решено «выше», фронтовым начальством. Генералу пообещали вернуть Вас в газету, если Вы «проявите себя» в боевой обстановке.
Вы-то хоть знаете, в чем Вас обвиняют? Я пыталась выяснить. Мне намекнули, что будто кто-то из Ваших «друзей», из редакции, направил грязный донос… Могло быть совсем плохо, сказали мне, но за Вас заступились. И все же вот как повернулась Ваша судьба.