Оттого, наверно, и вышла встреча скомканной и неловкой.
— Видите, какую мне лошадку подсунули, — раздосадованно пожаловалась Ольга Николаевна, когда Яловой приблизился к ней. И лишь затем, просияв глазами, сказала: — Ну, здравствуйте, Алеша, я рада…
— Здравствуйте, — сдержанно ответил Яловой.
Незнакомый человек, маячивший на коне, сапоги и брюки Ольги Николаевны, плащ-палатка, театрально свисавшая с одного плеча, — весь вид ее, долженствующий показать, что она бывалая наездница, призрачный, бледный свет ночи — все обстоятельства так не соответствовали тому, что пережил Яловой за все долгие дни разлуки, что сама встреча показалась ему не настоящей, подстроенной.
Не сдержался, проронил с осуждением:
— Ну и выдумщица вы!
Ольга Николаевна норовисто вскинула голову:
— Вы не рады мне, Алексей Петрович? Или не в настроении?
Оборотилась к всаднику, поджидавшему на коне:
— Поезжайте! Спасибо! Я вернусь пешком.
Пошла к сосновым бревнам, желтевшим у обочины. Усаживаясь повыше, сказала:
— Давайте-ка лучше посидим и помолчим. Видно, три месяца велик срок, — уронила мимоходом.
Что же, верно, не виделись они больше трех месяцев. Алексей так ждал этой встречи, она грезилась ему чем-то ликующим, в радужных всполохах праздника. Но вот наконец они одни, кругом — ни души. И все до обидного не так. Сидят на бревнах и молчат. Будто чужие. Выходило, расстояние и время и впрямь успели развести их.
Туча то притушала рассеянное белесое свечение — и тогда ближние опушки хмурились, мрачнели, то вновь яснело — и тогда светлели лужицы на дороге, Алексей видел своего коня, наклонявшегося к ярко-зеленой траве, отчетливо проступали светлые стволы берез и зеленоватых осин среди мохнатых темных елей.
Ольга Николаевна уперлась локтями в колени, ладошки рук — под щеки, затаилась рядом, молчала. В прозрачном дымчатом свете лицо ее казалось незнакомо-усталым и безрадостным. Щемящее чувство потери все сильнее завладевало Яловым. Показалось, не встреча, а прощание.
Молча дошли до штабной деревни. Яловой в поводу вел коня. Остановились в низинке, подернутой туманцем. И только тут, оглушенный событиями этого дня, Яловой очнулся, понял, что вот сейчас Ольга Николаевна уйдет, скроется за ригой, темневшей на окраине, и все — он, быть может, никогда больше не встретит, не увидит ее. Чувство потери было таким мгновенно-острым, болезненным, что он, не смущаясь тем, что их мог видеть часовой у дорожного шлагбаума, схватил Ольгу Николаевну за плечи, притянул к себе.
— Я не могу так! Простите меня, Ольга Николаевна! Я хочу увидеть вас. Перед отъездом. Хотя бы на несколько минут.
Ольга Николаевна провела ладонью по щеке Ялового:
— Колючий какой!
Быстро сказала, как о чем-то решенном:
— Да, да! Конечно же! Пораньше. Я встречу вас у развилки.
От развилки они повернули на тропу, петлявшую между соснами и березами. Под Ольгой Николаевной была вчерашняя норовистая кобылка, но она довольно послушно спустилась по крутой дорожке в глубокий глухой овраг. По склонам овраг густо порос молодыми дубками, рябиной, внизу тянулись сизоватые малинники, буйно кустился орешник.
Недавно поднявшееся солнце то проглядывало, то скрывалось за тучами. Сыроватая мгла прореживалась бегущим светом, и вновь все темнело, хмурилось. Буйно зеленевшую траву пятнили белые головки ромашек, красные шарики клевера, вымахнувшие вверх пожелтевшие метелки щавеля.
Яловой привязал лошадей к изогнутой березке. Ольга Николаевна по-вчерашнему в сапогах, брюках, в плащ-палатке, легко сгибаясь и разгибаясь, начала собирать цветы.
Яловой подошел к ней. Она приостановилась. Он увидел порозовевшее лицо ее, полуопущенные глаза, ромашки и голубые колокольчики в руке. И в том, как стояла она, в ее безвольно опущенной руке с букетиком цветов было что-то бесконечно трогательное, доверчивое и беззащитное. Повинуясь тихому, скорбному и счастливому чувству, Яловой бережно обнял ее и неловко ткнулся губами в щеку. Ольга Николаевна вздрогнула, отстранилась, ему показалось, с укором. Яловой виновато потоптался на месте. Отвел взгляд в сторону. И вдруг почувствовал, руки ее слепо нащупывают его шею, услышал смущенное, прерывистое:
— Позвольте и мне… отдать поцелуй.
Он услышал ее дыхание, губы ее коснулись его губ. Растерянные глаза, в красных пятнах лицо.