А машина все тянет и тянет, дрожит земля под ногами, а двигатель выпевает без устали, накаленно дышит маслом.
Илько, в старенькой выцветшей майке с прорехой на боку, хозяйственно топал возле двигателя, прислушивался, вытирал паклей замасленные руки. И Алеша осмелел, не отставал от него, не без тайного замирания выжидал, когда Илько догадается, передаст масленку, и Алеша сам капнет во все нужные места — он их все запомнил и знал, как надо: нажать на защелку с пружинкой и в отверстие — носик масленки…
Для Алеши, да и всех его сверстников, молотьба — праздник. Многолюдье! Оживление, смех, шутки: все люди становились как будто добрее. Слаженная работа, ритм которой определяла молотилка, создавала особенное чувство общности, согласованности усилий, коллективности: от татуся, который сбрасывал снопы со скирды, до молоденьких сестер Герасименко, которые отбрасывали солому; дядя Федя и кузнец Парфентий поднимали ее на вилы и мостили стог. Каждый сам по себе и все вместе. Молотьба вырывала людей из их дворов, где шла своя, особая, скрытая от других жизнь, и они здесь, на току, как бы становились другими. На какое-то время забывались обиды, мимолетные ссоры. Они пришли помогать. Дети, может, бессознательно это чувствовали. И может, поэтому нигде они так не шалили, как на свадьбах и молотьбе. В другое время и Алеша покатался бы в мягкой соломе, а то и зерно бы отгребал или полову, но теперь он не отходил от двигателя, застенчиво и терпеливо выжидал, когда и ему будет дозволено прикоснуться к машине.
Но, оказывается, и машина могла не выдержать. Только Илько успокоенно присел на скамейку, оглянулся, поманил пальцем Алешу, а тут, как нарочно, двигатель вдруг застучал, забормотал шепеляво, плюнул маслом, чихнул раз-другой и остановился.
Илько туда-сюда, что-то подкрутил, подул, попытался запустить… Двигатель отчужденно, насупленно молчал. Оказалось, Илько только и умел: пустить да остановить. Пришлось бежать Алеше за хозяином.
Пил чай Андрей Никитович на террасе, окна затенены кудрявым хмелем, от каменного пола прохлада. Алешиным ногам после горячей уличной пыли даже знобко показалось.
На клеенке блюдце с медом, в другом — вишни. Андрей Никитович не глядя давил их пальцами — и в стакан. В левой руке газета. «Вісті»— прочитал Алеша. Украинские «Известия». Такую и они выписывали. Андрей Никитович, далеко отставив газету от глаз, неслышно шевелил губами.
Тяжелые глаза у него были — они глянули на Алешу из глубины, из-под нависших хмурых бровей с такой неприязнью, будто он был виноват в том, что двигатель сломался. Алеша еще не знал тогда, что вестник беды в глазах многих оказывается причастным и к самой беде.
— Недоглядив… сапатый! — уже в дверях ненавистно ударило в спину.
Алеша даже подскочил, хозяин про Илька, но хлопчик на свой счет принял и скорей со двора, тем более что и кудлатый рыжий пес, сонно потягиваясь, вылезал из своей будки.
Андрей Никитович не стал чаи допивать, спешил, даже пот выступил на лбу под картузом. Сразу пиджак долой, из чистой газеты вывернул какую-то хламиду, похожую на платье, — спецовка называется — и к двигателю.
Тронул одно, другое, как будто угадывая тайную болезнь. Алеша увидел его настороженно вытянутую руку, замершие пальцы — он словно слушал ими. И тут же начал снимать и разбирать форсунку. Промывали в тазике — Алеша за керосином сбегал, щеточкой чистили что-то с Ильком…
Не прошло и часа, двигатель ожил: чихнул, кашлянул; Голуб, прислушиваясь, повернул рычажок, двигатель маслянисто зачмокал, завыл, набирая обороты…
Но и содрал с них за молотьбу Андрей Никитович, видно, и за поломку надбавил!.. Бабушка недели две тучей ходила: убытки высчитывала, Голуба лаяла.
— …А мастер! — сказал татусь. — И то, сынок, батько его, да и сам он только и умели, что волам хвосты крутить, с сохою или плугом управляться, а вот смотри же, взялся на старости за технику. Всем капиталом рискнул, молотилку, двигатель купил, это он брешет, что на паях, для людей, чтобы меньше завидовали, товарищество сколотил. И до всего своим умом дошел: все понял в машине, своими руками наладит, как будто с детства возле тех машин. Сколько талантов в нашем народе загублено. Нужда стольких придавила. А дай грамоту этим дядькам от земли, они такое сотворят!..
Не раз татусь рассказывал, как его самого отправлял батько в учительскую семинарию сдавать экстерном экзамены. Дал пятак на дорогу — не было больше в доме ни копейки, — напекла бабушка подорожников, закинул торбу за плечи и пошел пешком в Новомосковск «держать на учителя».