Мог скончаться от великой скорби идальго Алонсо Кихана, но бессмертен, как все прекрасное, Дон Кихот.
Дон Кихота справедливо причисляют к «вековым образам». Славный рыцарь и его оруженосец шагнули со страниц романа Сервантеса в мировую литературу и зажили в ней самостоятельной жизнью. Прозаики, поэты, драматурги, обращаясь к книге Сервантеса, сплошь и рядом существенно отступают от канвы романа, нередко заставляют Дон Кихота совершать новые подвиги и терпеть новые поражения, а Санчо Пансу изрекать новые сентенции. Немало подтверждений этому можно найти и в русской поэзии. Каждый художник стремится внести что-то свое в понимание образа Дон Кихота, обладающего удивительной притягательной силой, и этот образ не статичен – он развивается во времени. Может даже меняться традиционный внешний облик Дон Кихота: у советского поэта он может выступать нашим современником —
Павел Антокольский, воспевший мужество Дон Кихота, выразил уверенность, что
Чем же объясняется эта «прочность» Дон Кихота, вера в «бесконечность его пути», высказанная поэтом? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно вспомнить, что на протяжении многих веков существования литературы в ней всегда господствовали высокие идеи справедливости и морально-этической правоты. Именно это во многом определило и характер обширных международных связей нашей культуры. Особенно сильный отклик в сердцах нашего народа всегда находили люди, боровшиеся за правду, и те художественные образы, к которым можно было бы отнести пушкинские слова: «Над вымыслом слезами обольюсь…» Дон Кихот принадлежит как раз к числу тех вымышленных образов, жизненность которых ощущается благодаря воплощенным в них идеям. Битва с ветряными мельницами, таз цирюльника вместо рыцарского шлема[57], десятки других, казалось бы, забавных эпизодов и деталей романа, – все это не более чем литературные приемы, обусловленные жанром, который избрал Сервантес. В основе же образа Дон Кихота лежит неистребимое желание поднимать меч в защиту слабых, угнетенных, обездоленных, во имя справедливости и того торжества правды, борьба за которое проходит лейтмотивом через всю русскую литературу.
Под черным флагом
Конкистадор – в буквальном переводе значит «завоеватель». Так называют испанских авантюристов и наемников, в конце XV – первой половине XVI века поработивших коренное население Центральной и Южной Америки. Пожалуй, самым знаменитым из них стал Эрнандо Кортес, «покоритель Мексики».
Заря XVI столетия, 1502 год. Романтичная, ни с чем не сравнимая, настоящая испанская ночь в Меделине – городе на юго-востоке провинции Эстремадура…
Юный кабальеро, стремивший шаг по слегка посеребренным лунным светом улицам города, торопился, разумеется, отнюдь не на урок опостылевшей латыни. Приблизившись к заветному дому, молодой человек не стал тратить времени на серенаду, а с ловкостью, изобличавшей изрядную тренировку, начал карабкаться по стене к заботливо приоткрытому окошку. Когда юноша почти уже достиг своей цели, он внезапно поскользнулся и с довольно значительной высоты грохнулся на мостовую. Наверху кто-то испуганно вскрикнул, мелькнула женская головка, затем – целомудрие прежде всего! – окно захлопнулось.
Придя в сознание, бедняга нашел в себе достаточно сил, чтобы кое-как дотащиться до отчего крова. Только утром родители, найдя своего перепачканного кровью и грязью сына в столь прискорбном виде, послали за доктором. Тщательно осмотрев пациента, сей ученый муж объявил, что можно не опасаться за жизнь пострадавшего. Сделав кровопускание – радикальное по тем временам средство от всех болезней, костоправ с достоинством удалился, предупредив, что юноше придется немало дней провести в постели.
Еще три года тому назад, когда Эрнандо было только четырнадцать лет, родители послали его в Саламанку, чтобы в стенах прославленного университета он овладел почтенной профессией законоведа. Но, несмотря на несомненные способности, Эрнандо не имел большой охоты корпеть над толстенными фолиантами и, не завершив обучения, через два года вернулся домой. В нем рано проявилась страсть к необычайным приключениям. Однажды он заявил отцу, что желает податься в войска, сражавшиеся в Италии. Затем его все сильнее начал манить недавно открытый Новый Свет, полный таинственности и опасностей, где мужество и отвага, по слухам, щедро вознаграждаются золотом. Родители не возражали, надеясь втайне, что суровая военная дисциплина и солдатский образ жизни со всеми его тяготами и лишениями ничего, кроме пользы, не принесут их беспутному отпрыску.
56
57
Вспоминаются строки Георгия Шенгели, прекрасного поэта и переводчика: И вдруг цирюльник подает мне тазик,
Свинцовый тазик с выемчатым краем,
Точь-в-точь такой, как Дон Кихот когда-то Взял вместо шлема в площадной цирюльне…