— Тим — идти — один (сам) — чисто (не-грязь), — пропел он, интонацией подчеркнув важность сообщения.
— Понял, — сказал Тим, — дезинфекция. А я что, против?
Чикчик поизучал его, наклонив голову, потом хлопнул пальцами по стене, и дверь открылась.
— Идти, — чирикнул Чикчик, и Тим шагнул внутрь. Дверь тут же захлопнулось, где-то загудел двигатель, и через щели в стене на Тима стал дуть теплый воздух с пряным ароматом. Тим огляделся. Дверь, через которую он зашел. Еще одна дверь. И — небольшое углубление в стене с надписью под ней. Тим подошел и всмотрелся. Читать оказалось неожиданно сложнее, чем слушать. Пока он успевал понять смысл одной структурной единицы написанного, прочитанное ранее уже ускользало, и приходилось вчитываться снова. Письменность не совсем совпадала с речью, она была многоуровневая. Речь — тоже, но в ней все же базовый смысл определялся как-то проще. А еще надпись одновременно с утверждением содержала и отрицание обратного.
«(Вещи — одежда) всё — сюда) — (дверь — идти)». — И она же: «(Вещь — одежда) один — не сюда) (закрыто — не идти)», — примерно так выглядела надпись, если попытаться перевести ее на русский, сохранив, по возможности, структуру. Тим, хмыкнув, огляделся. «Интересно, камеры тут есть?» — подумал он, впрочем, без особого волнения. Почему-то перспектива раздеться догола перед инопланетянами смущала совсем не так сильно, чем сделать то же самое, но под прицелом камер соотечественников. «Да и вообще, простирнуть не помешает», — согласился Тим и принялся снимать одежду и складывать ее в нишу. Арбалет Тим положил в самую последнюю очередь, даже после трусов. Положил, поднял голову и погрозил кулаком.
— Смотрите не поломайте, — сказал он грозно. — Тонкая работа.
Дверь открылась даже раньше, чем он успел закончить свою фразу. «Точно, камеры, — решил Тим, заходя в следующую комнату. — Вот извращенцы… хотя они, наверное, не привыкли за голыми инопланетянами наблюдать… Небось целой толпой к экрану сбежались». Фыркнул, осмотрелся. Дверь. И еще одна дверь. Больше ничего.
— Ну… — начал Тим и тут же с ног до головы оказался засыпан каким-то белым порошком. Без запаха и вкуса (часть его попала в рот, а часть — залетела в нос), но очень липкого. Тим чихнул, высморкался и принялся пальцами прочищать ноздри — а и пусть смотрят. Может, у них это вовсе не считается некультурным. Потом на Тима неожиданно вылилась целая ванна воды, а может, и больше — ему даже дыхание задержать пришлось, пока поток воды смывал налипший порошок. Вода утекла в пол через расположенные по периметру сливные отверстия, и из стен снова подул горячий воздух с тем же пряным ароматом. Тим стоял под ним минут пять, пока не открылась следующая дверь. Из этой комнаты выход уже был не герметичным, а вполне человеческим — увидь Тим такую дверь где-нибудь на Земле, даже и не удивился бы. Дверь как дверь, подумаешь. Вон даже ручка есть, ну и пусть на уровне головы, мало ли. А еще в комнате была полочка, на которой, аккуратно сложенная, лежала одежда Тима и поверх нее — арбалет.
— Спасибо, — сказал Тим в воздух, вытаскивая одежду из-под арбалета. Оделся, прошелся по комнате, с удовольствием ощущая чистой кожей — чистую одежду. Давненько ему такого удовольствия не выпадало. Он повесил арбалет на пояс и принялся ждать. Но прошло уже минут десять, а последняя дверь все не открывалась. Тогда Тим хмыкнул, подошел к двери и потянул за ручку. Дверь неожиданно легко отъехала вбок, за ней обнаружился небольшой зал, выдержанный в мягких зеленоватых тонах и с установленными вдоль противоположной стены стульями. Рядом с дверью, из которой вышел Тим, обнаружились еще три похожие двери, а на двух стульях уже кто-то сидел.