Я уже хотела признаться, что свадьбы не будет, но к нам подбежали Оля, Ваня и Света со своим Сергеем, кажется…
— Как это произошло? — спросила Оля, прижимая меня к себе. — Константин Николаевич спасибо что позвонили мне.
— Просто не хотел чтобы она оставалась одна в такой момент, — произнёс Костя.
— Это я виновата! — закричала я, рухнув на кушетку.
— Накрыло! — одновременно вздохнув, сказали Оля и Костя и переглянулись.
Пока меня успокаивали, никто даже и не заметили, что из операционной вышел врач.
— Все от Степанова?
— Да, что с ним?
— Ранение тяжелое, — сказал врач, — все, что можно, мы уже сделали, дальше все зависит от него. Будем надеяться, что выкарабкается.
Я наконец-то заплакала. Потому что поняла: он жив. Дышит. И надежда все-таки есть.
— А можно мне к нему? — спросила я.
— А вы ему кто?
— Я его невеста! — я готова была сказать что угодно, лишь бы меня пустили.
Врач посмотрел на меня и сказал со вздохом:
— Вообще-то нельзя. Он ещё не отошёл от наркоза и желательно бы навестить его завтра утром. Но вы же все равно не уйдете?
— Не уйду, — помотала я головой.
Мне нужно было самой его увидеть. Самой услышать его дыхание. Самой коснуться руки и почувствовать тепло кожи. Чтобы поверить: он действительно жив. И я не виновата в его смерти.
Врач сделал знак медсестре:
— Лена, отведи девушку, пожалуйста. Вторая «А», реанимация. — Потом покосился на кровавые засохшие следы на моей одежде и добавил: — Только дай ей халат. И недолго там.
Глава 13
Рита.
Я стояла перед кухонным окном и смотрела на город. Плечи чуть подрагивали от немых слёз. Как же глупо! Ну зачем я полюбила друга своего дяди? Зачем вообще встретила его? Но я влюбилась в Вадима, сильно и безнадёжно, до ломоты в костях, до кровоточащих ран на сердце. А через три дня потеряю его навсегда.
— Дура, — коснулась лбом прохладного стекла и прикрыла глаза. Тут сзади послышался шорох. Обернувшись, увидела Костю, своего дядьку. Костяшки рук сбиты, а одежда в пятнах крови. — Что случилось? — испугалась я.
Костя посмотрел на меня и вздохнул.
— Я закажу билет. Улетаю уже завтра. А ты можешь остаться пока работать, я договорился…
— Возвращаешься в Москву? — грустно улыбнулась я. Дядю я понимала как никто.
Вообще смешная штука эта жизнь… Костя любит Алю… Аля любит Костю, но почему-то выходит замуж за Вадима, которого люблю я… И задерживаться в Питере я не намерена. Я сюда же напросилась только с надеждой, хоть случайно встретить Вадима. А теперь, что мне здесь делать? Смотреть как он счастлив с другой?
— Дальше, — вздохнул Костя, прерывая мои мысли. — Я улетаю в Германию… Скорее всего навсегда!
— Что все совсем плохо? — вздохнула я. — Даже на свадьбу не останешься?
Костя посмотрел на меня, вздохнул и нервно взъерошил волосы.
— Да не до свадьбы им сейчас… Вадим в больнице в тяжелом состоянии… — глухо произнёс дядя и у меня потемнело в глазах.
Ошарашено осмотрев его вид в крови, меня затошнило.
— Он же был твоим другом… Как ты мог?
Выругавшись, Костя потёр лицо ладонями.
— Ты совсем дура? — вскипел он. — Или меня считаешь конченным уродом? Это не я его!
— А кто? — нервно выкрикнула я.
Но не дослушав рассказ о случившемся, зло перебила его.
— И ты оставишь Алю? Сейчас? Когда ей так нужна поддержка и забота? Такая твоя любовь?
— А что ты предлагаешь сделать? Хватит, Рита! Хватит, я устал! Иначе мне просто не устоять, чтобы не обидеть её. Не стиснуть в объятиях и не зацеловать до смерти, до сладкой боли в челюсти и вымоленного вздоха. Потому что я должен её касаться, я хочу её, как никого и никогда раньше. Сейчас. Постоянно. Каждую минуту. Каждую секунду. Это сумасшествие чистой воды, наваждение, не иначе, от которого я не могу убежать. Не могу. И будет лучше если я уеду сейчас!
Откровение дяди ошеломило настолько, что я даже забыла о боли от ранения Вадима. Я, конечно знала, что он любит Алю, но не думала, что настолько сильно…
— Я еду с тобой! — твёрдо сказала я. — Здесь мне делать нечего…
Костя кивнул и скрылся в ванной.
А утром я не выдержала и убежала в больницу, чтобы напоследок увидеть Вадима, наполнить память его образом. С боем прорвалась в реанимацию.
Я сидела на корточках у кровати, гладила сильную мужскую кисть с широким запястьем и плакала. Потому что кисть была бледная, неподвижная. И сам Вадим, забинтованный, опутанный проводами и трубочками капельниц, тоже был бледный и неподвижный. Под глазами залегли синие тени, в губах ни кровинки, в нос вставлена трубка. Даже волосы потускнели и бессильно разметались по подушке.