Снег летал вокруг него, под ногами хрустел лед, вытоптанный множеством ног жителей деревни, пришедших в поместье. Без перчаток его пальцы покалывали от холода. Он сжимал их, дул на них, чтобы согреть, пока шел по дороге. Укутанный в полночь, он шел без направления, надеялся, что жар его гнева остудит холодный воздух.
Его пальцы заболели, и он не мог перестать дрожать, но все равно шел вперед. Ночь была неподвижной, и облака лениво тянулись по небу, открывая порой полную луну, озаряющую пейзаж серебром. Древний голый дуб с ветками в снегу угрожающе нависал над перекрестком. Ноги постоянно вели его сюда, к дубу, ударенному Перуном, словно он мог так изменить прошлое.
Последнее место, где он видел Роксану.
Он снова и снова думал, какой была бы его жизнь, если бы он проводил ее до двери той ночью. Они бы поженились, папа все равно умирал бы, но иллюзия идеальной семьи уцелела бы. Может, он научился бы любить ее, как она и говорила.
А Бригида? Она была бы этой ночью в лесу с ее матерями, без страха? Ее жизнь была бы без перемен и угрозы из-за недоверия жителей деревни?
Они не пересеклись бы в лесу, будь Роксана еще жива?
Без смерти Роксаны знал бы он теперь Бригиду так хорошо?
Ответы узнать было невозможно.
Время, что он провел с Бригидой, было важнее золота из сундуков отца. Порой казалось, это был сон, и он скоро проснется. Он отдал бы все, чтобы сон продолжался.
— Каспиан? — донесся голос Бригиды, словно он на самом деле ходил во сне.
Но он оглянулся, и она была там, дрожала. Его желудок трепетал. Он был жадным и испорченным. Знал, как опасно было для нее находиться с обеспокоенными жителями деревни, но был рад ее видеть. Кончик ее носа покраснел от холода, волосы спутались. Ее шкуры медведя и головного убора не было видно, она была только в фиолетовом платье.
Он расстегнул камзол, она посмотрела на его ладони, опускающиеся все ниже.
— Что ты тут делаешь? — спросил он слишком громко, его голос заполнял тишину зимней ночи.
Она рассмеялась, пар сорвался с ее розовых губ.
— Увидела тебя вдали и пошла следом.
— Но я думал, Стефан отвел тебя домой, — он снял плащ и укутал ее плечи, не дав ей возразить. Одежда почти проглотила ее целиком.
— Я и сама дойду. Но я решила посетить Демона перед тем, как уйти, — она улыбнулась, потерлась щекой о воротник его плаща.
Хоть все в жизни рушилось, молния Перуна, он просто хотел в тот миг быть на месте плаща.
— Нам нужно обсудить произошедшее в поместье, — тихо сказала она.
— Может, не сейчас? — было эгоистично, но он хотел потянуть этот миг. Эта ночь должна быть идеальной, но все развалилось. Даже если празднования прошли не так, может, ему удастся насладиться последними мгновениями вечера с ней. Еще один яркий миг, искра во тьме.
Она сжала его ладонь, и он застыл. Она обычно не касалась его так смело.
— Почему ты на холоде без варежек? — она обвила его ладонь своими руками, потирая, возвращая тепло в пальцы.
— Может, именно для этого, — он попытался улыбнуться.
Она приподняла бровь, издала смешок, а потом растерла вторую его ладонь.
— Спасибо за плащ, но я провожу тебя домой, пока ты не замерз насмерть, — сказала она, потянув его за руку.
— Я должен тебя провожать, — сказал он, сердце заболело, он снова вспомнил Роксану.
— Почему? Поместье ближе, и ты потеряешь пальцы, если пойдешь по лесу и обратно.
Он кашлянул, чтобы скрыть смех. Он не знал, стоило ли объяснять. Ее не нужно было провожать домой. Она не была Роксаной. Он порой забывал об этом.
— Может, я хочу подольше побыть с тобой?
— О, — ее лицо порозовело.
Они пошли к лесу. Снег хрустел под сапогами, но других звуков не было. Хоть он дрожал, он не хотел спешить домой, шагал медленно. Они шли, ее пальцы снова задели его ладонь. Было бы слишком нагло держать ее за руку под предлогом желания согреться? Они держались за руки раньше. Те простые прикосновения разжигали в нем что-то, жжение было все горячее, чем дольше они были вместе. Это согревало его лучше плащей и варежек.
Когда они были детьми, Роксана настаивала, чтобы они держались за руки в холод. Ком появился в его горле, и он убрал руку, чтобы не задеть Бригиду снова. Он должен был любить каждый миг, но разум был не тут, и все словно притупилось, будто на холсте выцвела акварель.
— Как твой отец? — спросила Бригида.
Он скривился, поежился и застыл. Они не могли избегать мрачных новостей и дальше.