— Так ты это называешь? — буркнул Стефан. — Удивлен, что она не побила тебя жестоким образом, который тебе даже представлять не надо, ведь ты видел, — Стефан удерживал его взгляд. — Ты уже сам не свой. Тебе нужна помощь, а не бутылка.
Был ли живой человек, который мог вынести потерю всех любимых, не найдя способ отвлечься?
— Это чтобы забыть. Днем и ночью я ощущаю потерю, горе и смятение, едва могу дышать от этого. И на пару часов я могу забыть и быть свободным. Стеф.
— Но забвение не исцеляет.
Он не ответил на это, сидел в тишине, голоса жителей деревни за столами неподалеку и треск огня наполняли комнату.
— Ты — мой друг, и я не хочу, чтобы ты пошел по дорожке моего отца. Ты лучше этого.
Отец Стефана напился и умер, но, что хуже, он оставил следы на Стефане, загнал его мать в раннюю могилу. Он портил жизни людей, которых любил, чтобы притупить старую рану выпивкой. Он был жалок, разрушал все из-за трагедии, и…
Он мог справиться со старой раной иначе. Он мог жить дальше, а не пытаться забыть.
Каспиан потер лицо. Стефан, конечно, был прав. И он это знал.
Но пережить потерю было не так просто. Боль грозила раздавить его.
— Но мне так тяжело. Так тяжело. Что мне делать?
Стефан мягко улыбнулся, такое бывало редко. Он раскрыл объятия.
— Иди ко мне. К Бригиде. Ко всем, кто заботится о тебе. И говори. Говори, пока слова не выйдут, пока ты не перестанешь вспоминать. Говори, пока не станет легче.
Он сжал губы, сглотнул. Было непросто пойти к кому-то и… говорить. У Стефана, Бригиды и остальных были свои жизни, дела, заботы, и не было времени слушать его жалобы, от которых ему стало бы лучше. И мужчины не полагались на остальных, чтобы стать сильнее. А если от этого они станут смотреть на него иначе?
Но… если не просить поддержки, он станет как отец Стефана.
— И найди себе занятие, — Стефан издал смешок. — Скажи, почему я перестал находить спрятанные картины в своей конюшне?
Рисуя, он постоянно возвращался к одной теме: Роксане. Было больно снова и снова, он пытался запечатлеть ее на холсте, но без толку, и… отступал. От нее. Но чему-то в его сердце нужно было прозвучать, и это можно было выразить только кистью. Может, это можно было выразить и словами.
Женщина кашлянула. Служанка. Слезы выступили на ее глазах, она опустила хлеб и бигос, шмыгнула носом и вытерла щеку. Она ярко улыбнулась Стефану и оставила их. Молния Перуна, Стефан проводил ее взглядом.
Каспиану хотя бы не пришлось отвечать. Он избегал взгляда Стефана, макая почти затхлый хлеб в бигос, толкая в миске квашеную капусту и разное мясо.
Люди за столиком рядом с ними вдруг встали и ушли.
Он поднял голову. Таверна опустела, осталось только несколько жителей.
— Что-то не так, — Стефан потянулся к мечу. Искра подняла голову, встала за ними, опустив хвост.
Несколько оставшихся мужчин встали.
Он вспомнил толпу, блеск клинка Агаты…
Нет. Не снова.
Он потянулся к мечу.
Жители подходили, и его грудь сдавило. Один из мужчин потянулся к Стефану, и тот ответил ударом, отбросил напавшего на пару шагов кулаком.
— Каспиан, шевелись! — крикнул Стефан.
Он вытащил меч и направил на жителей, что шли к нему. Чем они были по сравнению с вилколаками?
Он они не вытащили оружие.
Молния Перуна, они напали на Бригиду? Схватили ее во сне?
Он оттолкнул одного мужчину с дороги, другого ударил рукоятью меча по носу. Они схватили его за руку, пока он пытался пробиться к комнатам.
— Бригида!
Стефан растолкал мужчин перед собой, прошел к входной двери, но другие преградили путь.
— Мы не хотим проблем! Просто выпустите нас, — крикнул им Стефан.
Искра лаяла на чужаков, пятилась и скулила.
Дверь распахнулась, завыл ветер, снег ворвался в комнату.
Вошел высокий мужчина в черном плаще, окруженный стражей в броне.
Бригида вбежала в главный зал с косой в руке, посмотрела на Каспиана, Стефана, а потом на дверь.
— Боюсь, никуда вы не уйдете, — сказал лорд Граната, снимая капюшон.
ГЛАВА 20
Бригида сжала сосуд, готовая обрушить гнев крови, если нужно. Но стражи лорда Граната не вытащили оружие, не стали атаковать.
Не стражи…
Рядом с ним стояли юноша и девушка с русыми волосами и темно-карими глазами. У лорда Граната были такие же глаза. Это были его дети?
Юноша был красивым, с точеной челюстью и острыми скулами, высокий и широкоплечий, как Каспиан, но мышц было больше, как у закаленного воина. Пара шрамов на лбу и щеке портили его красоту, но придавали ему грозный вид. Фигура женщины почти не уступала ему, выглядела сильнее Галины, но ее лицо было в форме сердца, холодные глаза не сочетались с нежными чертами лица. Она была грозной, как ее возможный брат.