Но все эти неудобства не принимались во внимание, было много детских забав и развлечений, была библиотека с интересными книгами, а самое главное, ночной сторож дядя Сеня приносил такие книги, которых нигде не было, кроме как у его соседки, пожилой женщины-обладательницы личной библиотеки старых книг. Илья прочитал такие книги, как «Последний день Помпеи», «В Брянских лесах», «В Муромских лесах» и ряд других. Дядя Сеня обсуждал с ребятами прочитанные им книги и принимался снова за чтение. Но однажды ребятам сообщили, что дядя Сеня хотел повеситься у себя на чердаке. После этого случая его уволили, и Илья перестал получать поток необычной информации из интересных книг. Особое впечатление произвела на Илью книга Войнич «Овод».
Илье нравилось пересказывать ребятам отрывки из прочитанных книг. Он мог сочинять всевозможные собственные истории и рассказывать их перед сном. Мальчики лежали в кроватях и просили его придумать что-нибудь интересное, и он охотно отзывался на их просьбы. Илья закончил четвёртый класс с отличием, и директор детского дома преподнёс ему в качестве подарка толстенную книгу «А.С Пушкин. Избранное».
Директор детского дома Иван Андреевич был высоким широкоплечим мужчиной, сероглазым, крупнолицым, со слегка приплюснутым носом и чувственными губами. Почему-то от всего его облика веяло похотливостью. Он жил с женой, дочкой пятнадцати лет и годовалым ребёнком. У них была домработница.
Глава 14 ВОССОЕДИНЕНИЕ С СЕМЬЁЙ ОТЦА
После окончания четвёртого класса Илья решил воссоединиться с отцом, который жил с женой и двухлетним сыном Иваном в Тамбове, в маленькой комнате пожарки, здания пожарной охраны. Здание находилось на окраине Тамбова рядом с Моршанским шоссе. Это был кирпичный дом с каланчой, с гаражом для пожарных машин и автобусов. В доме было несколько семей и общежитие для холостяков, рабочих завода.
Заводы находились за кирпичной стеной и включали в себя: анилинокрасочный, вагоноремонтный, паро-котельный, резиново-асбестовый, шариково-подшипниковый и ряд других. Воздух в той местности был тяжёлый от газов, дыма и паров. Вокруг дома были картофельные грядки, принадлежавшие жильцам пожарки, а Илья Никитович ещё выращивал табак-самосад, который он тщательно сушил, мял и заготавливал в мешки на зиму для курева. Он очень любил крепкую махорку.
Возле пожарки был клуб, размещавшийся в длинном деревянном бараке. Там проводились собрания, разные увеселительные мероприятия, показывали фильмы. Илья после Воронцовки ни разу не ходил в кино. Когда отец в одном из писем упомянул о клубе, где «крутят кино», Илье ещё больше захотелось к отцу в пожарку. Но он ни разу не сходил в кино, так как было не на что. Попытка же посмотреть «Бродягу», проникнув в клуб через окно барака не увенчалась успехом: прыгнув из окна вовнутрь клуба, Илья оказался в узкой вонючей яме, к счастью, сухой. Выбравшись из ямы и затаившись в маленьком помещении, вероятно, бывшего туалета, Илья ожидал обхода помещения завклубом для выявления безбилетников. Завклубом рванул на себя дверь, которую держал Илья, и вышвырнул Илью как котенка вон.
Итак, Илья поехал к отцу в сопровождении Ивана Андреевича. До Тамбова ехали поездом, с пересадками, спали на багажных полках. Иван Андреевич спал на спине и храпел, издавая свистящие и хрюкающие звуки. Приехали вечером, и директор вместе с Ильёй пошли к сестре Ивана Андреевича, которая жила рядом с вокзалом. Заночевали у неё. На утро прибыли к месту назначения.
Когда они вошли в комнату семьи отца, то Ивана Андреевича поразила убогость помещения: грубо сколоченный деревянный стол на козлах, топчан и керогаз. Из угла на них посматривал подозрительно четырёхлетний курносый карапуз с маленькими карими глазками. «Иван», — ласково позвал его Илья, но карапуз не сдвинулся с места. Отца и мачехи не было дома, отец был на работе, а мачеха, видимо, выскочила в магазин, так как она вскоре пришла с сеткой картошки в руках. До её прихода, Иван Андреевич спросил Илью: «Ну как, остаёшься или поедем назад?» «Остаюсь», — ответил Илья, которого тоже обескураживала убогость узкой комнаты, но ему очень хотелось жить в семье, не быть детдомовцем. Иван Андреевич оставил его и ушёл. Илья тут же пошёл осматривать местность, взяв Ивана за руку. Иван выдёргивал руку и с первых минут показал норовистый и капризный характер. Он не улыбался и смотрел исподлобья. Илья впервые увидел Ивана в шестимесячном возрасте ещё в Воронцовке, когда отец с Нюрой пришли к нему в детский дом. Они подошли к калитке детского дома и спросили Илью, но он их быстро отвёл в кусты акации, так как ему, во-первых, было стыдно за нищету и лохмотья семьи, а во-вторых, они с Зиной заявили, что у них никого нет. Зины уже не было в детском доме, а Илья не хотел никому говорить, что это был отец с новой семьёй.
Илью тогда поразил очень маленький носик Ивана, но он был очень рад, что у него появился брат. Из Кутлинского детского дома Илья писал письма отцу и мачехе и очень хотел увидеть Ивана и поцеловать его в курносый носик. Но когда Иван встретил его так недружелюбно и они с первых дней совместного проживания стали конфликтовать, то мачеха ехидно спрашивала Илью: «Ну как курносый носик?» Иван изводил Илью нытьём, попрошайничеством, следованием хвостиком за ним во все места, куда ему не положено было ходить.
Соседом Ильи по коридору был Володя Колодин, который жил с братом Иваном, сестрой Наташей и матерью. Куда бы они с Володей ни отправлялись, Иван был тут как тут. Однажды Илья оставил его дома без одежды, так Иван голый бежал за ними вдоль бараков.
На окраине Тамбова были деревянные бараки, за заводами люди жили в землянках, вырытых в оврагах. Илья, Володя и ещё несколько соседских мальчишек играли в пристенок, когда каждый монетой бил по стене, стараясь уложить монету на расстоянии от раздвинутых большого и указательного пальцев; гоняли «жёстку» — кусочек кожи с мехом с грузилом, который подбрасывали внутренней стороной пятки, чем было больше ударов, тем лучше. Во все игры играли или на улице, или в длинном коридоре пожарки, а днём, когда никого из взрослых не было, играли в карты «в дурака», «подкидного», «буру», в
«пьяницу». Неизвестно, кто кого надоумил, но через некоторое время невинные игры переросли в азартные, и Илья стал любителем игры в «очко» или в «21». Играли под деньги. На кон ставили по 5, 10, 15 копеек, никогда не доходило до рубля, так как рубль для мальчишек считался большими деньгами. Это было в 1950 году. Илья ходил в 5 класс, он был переростком, так как пошёл во второй класс в 1947 году, в одиннадцать лет.
Отец и мачеха работали. Отец был бригадиром на заводе, в его подчинении было семь человек. Мачеха работала уборщицей в пожарке. Она была абсолютно безграмотной, при получении зарплаты надо было расписываться, и муж обучил её алфавиту. В воскресенье они отдыхали, и как правило, дулись в карты в «дурачка». Отец обыгрывал мачеху и хохотал, когда она терпела поражение. Она подозревала его в подглядывании в её карты и возмущалась: «ОпЕть мухлюешь!» — «Не опЕть, а опЯть», — поправлял её отец. «ОпЯть — не культурно», — возражала мачеха. «Надо помнить мягкую тару», — инструктировал её муж, имея ввиду произношение «я», а не «е». Вечерами перед сном Илья читал вслух «Капитанскую дочку», «Дубровского» или поэмы из книги «А.С. Пушкин. Избранное». Отец задавал вопросы: «Почему Пушкин называет Пугачёва «преступником», «злодеем», если Пугачёв был за народ?»
Каждый раз Илья Никитович просил: «Сынок, почитай ещё что-нибудь». Чтение было любимым занятием Ильи. Он был постоянным посетителем местного читального зала библиотеки, читая вечерами, забывая всё на свете, живя в мире книг и героев. Он не слышал окликов отца, который приходил в бешенство от этого, мир прошлого, совершенно другой, заслонял настоящий мир, от которого он хотел убежать. В настоящем мире он опять видел нищету, полуголодное существование, а теперь ещё и жестокость. Жестокость в доме и школе. Дома отец пьянствовал и избивал жену. В школе Илью выслеживали уличные парни, чтобы отомстить ему за своего приятеля, которому Илья расквасил нос. Происходило это следующим образом.