В детском доме после гибели Володи-«старика» и суда над завхозом, которому дали определённый срок отбывания наказания, произошли кадровые перестановки. Директором назначили женщину, которая была при Иване Андреевиче завучем, Ивана Андреевича уволили, и он с семьёй уехал. Бухгалтер-мужчина, муж Ольги Петровны, которая привезла Илью, Николая Еленкина и Петра Шебуняева в Кутлинский детский дом, и новый завхоз, красивый молодой блондин, образовали коалицию; вместе пьянствовали и куражились над детдомовцами. Для Ильи они стали главными противниками. Они это чувствовали и при всяком удобном случае придирались к Илье. Илья чувствовал в молодом блондине садиста, готового проявить физическую силу над ним. Его звали Владимиром. Как-то утром он вошёл в спальню, никого, кроме Ильи, не было. «Ты что тут делаешь?» — спросил он - «А какое Ваше дело?» — дерзко ответил Илья. Владимир взбеленился: «Я тебе обломаю рога!» — взревел он. Но быстро удалился.
Бухгалтер был хромым, припадая на правую ногу, которая была короче, и опираясь на трость. На правой ладони в области подушечки большого пальца от трости у него образовалась огромная вечная мозоль. Завхоз был очень дружен с Борисом. К Илье отношение у него было лицемерным, но при необходимости он приглашал его с Борисом на некоторые мероприятия. Так они втроём по оврагам и на чердаке бани разыскивали бывшего детдомовца, который предыдущей ночью взял несколько пальто из спальни мальчиков. Они его не нашли и неизвестно, скрывался ли вор в тот вечер в тех местах.
В марте 1953 года Илья получил извещение о посылке от сестры Зины из Дрезны. Он пришёл на почтовое отделение, которое находилось на расстоянии пяти километров от Кутли, и по репродуктору на почте услышал бюллетень состояния здоровья И.В. Сталина. Бюллетень был неутешительный, но Илья был уверен, что Сталин выздоровеет. Однако вождь умер. Многие плакали. Для многих казалось, что мир рухнул, всё погибло. Илья, который в Шиндорфском детском доме молился на картину-портрет Сталина в рост и который обожествлял этого великого человека, в шестнадцать лет уже не поклонялся Сталину, он не плакал и не убивался по поводу кончины кормчего.
Илья и Николай Еленкин как-то незаметно для них самих стали очень дружны. Их объединило желание построить землянку, которая служила бы им точкой приготовления дополнительного питания. Они выбрали место. и началось строительство. Друзья достали лопаты, принесли молоток и гвозди. По редким кустарникам оврагов искали доски и рейки. Землянка была построена, внутри всё предусмотрено: уступ для котелков и сковородок, зеркальце, два уступа для сидения. Мальчики приносили сюда пшено, соль и два дня варили себе обеды. Всё казалось необычным, особенно то, что землянку снаружи не найти: она была тщательно замаскирована ветками. Но через два дня увлекательнейших приключений, некая группа мужчин окружила землянку, которую они обнаружили по клубам дыма из-под земли. Мужчины подумали, что в землянке скрываются сбежавшие из тюрьмы заключённые, когда же они увидели двоих подростков, они первым делом отняли у них фуражки и стали пытать, кто они, зачем они построили землянку. Убедившись, что это детдомовцы, мужчины дружно разломали землянку и запретили подросткам приходить сюда.
В то лето походом в Кутлинский детский дом пришла группа детдомовцев из десяти человек Моршанского детского дома. Старший группы был парнишка лет шестнадцати, сероглазый брюнет, с пухлыми губами и густыми усиками. Паренёк мило улыбался, сверкая белоснежными зубами. Он представился Кутлинским детдомовцам как Саша. Илья и Саша познакомились. Илья вспомнил мальчика из Моршанского детского дома, который года четыре тому назад чудесно пел на Олимпиаде. Саша рассмеялся и объявил, что это он пел тенором, а девочка басом. Илье очень захотелось подружиться с Сашей, он казался ему необычным и романтичным. Они договорились, что Илья придёт в Моршанск к Саше, который предварительно договорится с директором Моршанского детского дома насчёт разрешения Илье переночевать у них в детском доме. В конце недели Илья отправился к своему новому другу в пионерский лагерь, вернее на детдомовскую дачу. Саша ждал Илью. Целый день они провели вместе в лесу. Дача занимала деревянный барак, в котором тремя рядами стояли кровати. Для экономии места кровати были сдвинуты. На ночлег они легли на стоявшие рядом кровати и долго шептались. На утро после завтрака Саша проводил Илью до калитки, и тот отравился восвояси. Перед расставанием они спросили, когда каждый поедет в Тамбов, так как они собирались жить в Тамбовском детском доме № 8. Саша поступал в музыкальное училище, а Илья в фельдшерско-акушерскую школу. Почему в фельдшерско-акушерскую школу? Потому что после этой школы, которую он непременно окончит с отличием, он поступит в медицинский институт. У него было два желания — стать врачом или специалистом английского языка. Склонность к иностранным языкам, в частности английскому, он особенно почувствовал при переезде от отца снова в Кутлинский детский дом. Он привёз с собой англо-русский и русско-английский словари, учебник, несколько тонких адаптированных английских книжонок. Вечерами он искал для детдомовцев слова из англо-русского словаря для наклеивания прозвищ нелюбимым им воспитателям, завхозу и бухгалтеру.
Глава 16 ТАМБОВСКИЙ ДЕТСКИЙ ДОМ № 8
Школа подходила к концу, семиклассники готовились к экзаменам, штудировали билеты, перечитывая учебный материал. Илья отлично сдал экзамены и уехал в Тамбовский детский дом № 8. Вместе с ним уехали сестра Лёни Сизова и Эдик, мальчик-киргиз с исключительно красивым восточным типом лица. Их сопровождала воспитательница, у которой Илья в четвёртом классе хотел украсть наручные часы с чёрным циферблатом, светящимися стрелками и цифрами. Он видел их на столе во время самоподготовки, он видел, как воспитательница клала их в карман, он знал, в каком кармане они находились. Потенциальный вор вынашивал якобы невинный план похищения часов, но отступился от своей преступной идеи. Его как бы на эту преступную мысль толкал дьявол. Тогда ему чёрные часы казались неимоверным богатством, необыкновенной роскошью. Но, к счастью, подросток устоял перед соблазном дьявола. Перед его лицом стояло несчастное, печальное, покрытое угрями лицо невысокой воспитательницы. Она будет искать часы, она будет подозревать всех и каждого, а он себе не простит такой подлости.
И вот они вчетвером приехали в Тамбовский детский дом №8, и, после того как воспитательница передала воспитанников администрации, они сердечно распроща-лись, и у Ильи было легко на сердце, что он не причинил боль человеку. А до семнадцати лет он уже причинил троим людям физическую боль: Вале Серову в Воронцовском детском доме разбив ему нос, Эдику, ударив парня палкой по коленкам, девочке, толкнув её в коридоре. В памяти остаются как благородные, так и подлые дела. Только о благородных пишут и говорят, а о подлостях совершивший их терзается угрызениями совести, если он её не растерял.
Илью и Эдика медсестра, пятидесятилетняя женщина, повела на дачу, которая располагалась за рекой Цной в сосновом бору. Дача представляла собой деревянный барак, разделённый на две половины — для девочек и для мальчиков. Кухня находилась в стороне. При хорошей погоде питались на улице за длинным столом под шатром, при дождливой — на веранде. Тут же на веранде был большой шкаф с книгами. Заведовала библиотечкой хрупкая девушка с пышными русыми волосами и огромными карими глазами. Она была настолько хрупкой, что казалась прозрачной. У неё, как позже стало известно Илье, было больное сердце. Девушку звали Майей. Она перешла в десятый класс. Илья познакомился с Майей Тэтэнгольц, которая оказалась разговорчивой и остроумной девушкой, и первые дни проводил рядом с ней. Потом он увидел других будущих десятиклассников — пятерых девушек и молодого человека Володю Ступникова, высокого брюнета в очках и с шевелюрой блестящих чёрных волос. Перед Ильёй стала проблема — пойти в фельдшерско-акушерскую школу или в восьмой класс. После долгих колебаний, двух визитов в канцелярию фельдшерско-акушерской школы за документами и возвращения их назад в ту же канцелярию, Илья в конце концов забрал документы из фельдшерско-акушерской школы и сдал их в школу №8 города Тамбова.