"Ничего, - думал я, - найду "отпетых", скажу, принимайте! Кстати! А где здесь глазыньки, глазыни, глазуньи где?"
Глаза дракона были привинчены вдоль стен, как зеркала, отражающие друг в друге белый свет.
И тут я увидел дракона.
Дракон был невелик ростом. Дракон стоял на мясистых когтистых лапах, а передние лапы дракон сцепил на полном животе.
Дракон был лыс. Дракон улыбался.
Он, наверное, только что пожрал, потому что хвост его мерно поколачивал пол коридора, а в животе у рептилии приятно урчало.
Дракон рыгнул и пошел на меня. Я понял, что он сейчас будет меня бить, что жрать он меня будет потом, когда проголодается.
Я не испытывал ни страха, ни отвращения - я ждал своей участи.
Дракон толкнул меня в грудь. Толкнул не сильно, и я не упал.
Тогда дракон стал на четыре лапы, и я подивился тому, какой же он маленький - размером с теленка, не больше.
Дракон стал пихать меня лысой башкой, и я увидел на затылке дракона остатки седеньких волос. Меня передернуло от отвращения. Что может быть безобразнее человекообразности рептилий и рептильности человека?
Я ударил дракона ногой, как бьют шелудивую приблудную собаку. Дракон счастливо засмеялся и куснул меня за руку. Он укусил меня небольно. "Играется, - подумал я и вдруг представил себе, как эта гадина играется не со мной, а с Мэлори, моей Мэлори - с моим счастьем, моим солнышком, моим... моим...
Ярость захлестнула меня. Я ударил дракона. И дракон удивился. Я тоже удивился, потому что от моего удара лопнула драконова кожа, и дракон хрюкнул от боли. Не помня себя, я бил это зеленое, отвратительное, визжащее от боли тело, под моими ударами превращавшееся в кровоточивое месиво, извивающееся, хрипящее, жаждущее издохнуть, умереть, ибо жизнь для этого месива превратилась в боль.
Я остановился, тяжело дыша. Я не верил своим глазам. Я убил дракона. Передо мной лежала груда исковерканной недвижной плоти, в которой можно было с трудом узнать лысого дракона с человеческими волосками на затылке.
Я отвернулся, пошел вдоль стены, остановился и с маху лег на пол. Засыпая, я успел подумать что больше никогда не смогу быть счастлив. Вот я убил дракона... И что? И что же? Я лежу на полу в коридоре подземелья и готов заплакать. Меня мутит.
Я заснул.
- Вот он, красавец, - раздалось над самым моим ухом, - Мурзика раздавил, а теперь кейфует.
Я открыл глаза.
Передо мной стояли "отпетые". Все, как один, в униформе, затянутые, перетянутые ремнями.
- Джек Никольс? - спросил один из них.
- Да, - ответил я и добавил: - Я убил дракона.
"Отпетые" грохнули.
- Уу, убийца драконов... Уу... Мурзика задавил... Долго боролись? А? Борьба титанов... Мурзик не давался, наверное, да?
- Все, - кончив смеяться, приказал тот, что спрашивал меня, - все. Джек Никольс, встать!
Я поднялся. Я видел в глазах "отпетого" ту же смесь брезгливого недоумения и презрения, что и у Винченцио .
- Жалко Мурзика, - сказал один из "отпетых", - зверушка была добрая...
- И тренажер, между прочим, старейший и опытнейший, - добавил другой.
- Жалко, что на него Сиремус не вышел, - сказал командир.
- Извините, - сказал я, - я перепутал, я... я подумал, что это дракон.
Я сообразил, что мои слова прозвучали комично. Но никто не засмеялся. Только командир попросил:
- Слушай, Джек Никольс, помолчи. Не надо кретина из себя строить...Ты еще в живой уголок в своей гимназии заберись, придуши там хомячка, а потом рассказывай: я-де думал, это - лев. Иди, топай и скажи спасибо, что на тебя Сиремус не вышел.
Глава четвертая. Человек со стеком
Мы подошли к двери, на удивление белой, блестящей.
- Посторонись, - приказал мне "отпетый".
Я встал в сторону. Он постучался. Дверь отперли. На пороге стоял человек в белом халате, в очках.
- Что, - удивленно спросил человек, - уже?
- Спымали, - лениво сказал "отпетый", - принимай, Мэрлин.
Мэрлин выглянул в коридор и увидел меня.
- Ба! - подивился он. - Вот это Аполлон! Из какой помойки вы его достали?
- Он у Круглых Камней ошивался... ты не думай, он - такой, он Мурзика придавил.
- Мурзика? - снова удивился Мэрлин. - Чем ему Мурзик-то помешал?
- У него спросишь. Мы пошли. Привет.
"Отпетые" ушли.
- Заходите, - вежливо сказал мне Мэрлин.
Я вошел. То было комната, выложенная кафелем. У стенки стояла ванна, наполненная дымящейся водой.
- Раздевайтесь, - приказал мне Мэрлин, - и полезайте в ванну.
... Я блаженствовал.
Мэрлин между тем говорил по телефону:
- Алло, диспетчерская? Джек Никольс из 725-ой лаборатории нашелся. Да... Сейчас вымоется, и я его приведу. Да он весь в крови дракона. Где умудрился?... А... Ты еще поинтересуйся, как он на тренажер вышел... Что, что... задавил, конечно, ага, как ястреб мыша. Ну, ясно. Все ему скажу...
Мэрлин влил в воду шампунь, и я лежал в горячей зеленой воде, окруженный ослепительно белыми горами пены.
Мэрлин подошел ко мне, с интересом посмотрел на меня. Потом спросил:
- А пивка холодненького с сушечками не желаете?
Очевидно, жара, истома взяли свое, и я ответил не совсем впопад, не уловив иронии:
- Вы знаете, нет, спасибо. Я ведь пиво не люблю. Вот если бы холодной минералочки...
Мэрлин снял очки и тщательно их протер.
Я понял, что был неправ, и похолодел от ужаса.
- В общем так, - холодно сообщил Мэрлин, - три минуты кайфа вытереться насухо и на выход... Время пошло.
Он поглядел на часы, подошел к тумбочке, вынул оттуда комплект белья и швырнул мне. Плоская пачка хлопнулась на пол у самых ножек ванны. Ножки были отлиты из бронзы и напоминали львиные лапы. Ванна вцеплялась бронзовыми когтями в кафельный пол.
Я с силой тер голову.
- Ну, хлопаются парни с поверхности, - бормотал Мэрлин, - ну, ни в сказке сказать ни пером описать!.. Вся 725-ая, высунув языки, как гончие за зайцем, все облазили, а этот шутник... "Наутилус", понимаешь, капитан Немо... Нырнул и вынырнул. У столовских хлеба выпросил, Мурзика растерзал и после подвигов лег отдохнуть. Геракл! Илья Муромец! Зигфрид! На пол не брызгай! Слышишь? Все, время кончено. Вытирайся...
Я вытерся и стал одеваться. Штаны, и рубашка, и куртка - все зеленого цвета, только вкраплениями, всполохами, искрами - красные точки-точечки.