Я остановился, пораженный.
- Как же ты успел?
- Успел, - усмехнулся Диего, - выкрал время. И, заметь, нас поменьше кантовать стали.
- Что-то я не заметил, - вздохнул я..
Глава одиннадцатая. Пещеры
Мишель ходил вдоль стоя.
- Значит, так, - он погрозил пальцем, - говорю еще раз, специально для "младенцев", прочим тоже полезно послушать: если, блин, встретились с "квашней" и не уверены, что попадете, - Мишель задрал голову и пихнул себе под подбородок пальцем, - лучше уходите или вызывайте второго, третьего все равно кого. Мне трупы в пещерах ни к чему. Выволакивать вас... Режьте себе на равные части "червячков", глушите "царевен", но не нарывайтесь, не геройствуйте. Вопросы?
Строй молчал.
- Ну, - вздохнул Мишель, - потопали. "Младенцы"! Чтоб через каждые полчаса мне пипикали. Ясно?
- Так точно! - гаркнули мы.
- Не слышу ни хера!
- Так точно! - заорали мы изо всех сил.
- А, - кивнул Мишель, - приблизительно.
- Заботливый "дедушка", - донесся из строя голос Пауля.
Он специально гнусавил, получилось смешно.
В строю засмеялись.
Мишель улыбнулся:
- Павлуша, кончай стебаться. Ты же видишь, какое чмо из карантина нам присылают. Пошли.
Мы не в лад затопали по туннелю.
У пещер, темнеющих разверстыми ртами, уже стояли "чистильщики" и прохаживался Гордей Гордеевич.
- Ага, - язвительно сказал он, - третья рота, ебте, тянется последней и как школьники на прогулку... Вы еще за руки возьмитесь. Вы,ебте, должны так топать, чтобы дома над вами подскакивали!
- Строиться, - угрюмо приказал Мишель.
Мы построились.
- Ббте, - распалялся полковник, - а песня строевая где? Какая песня?
- Непобедимы, как орлы, - буркнул Мишель, опустив голову.
- Ббте, - разозлился полковник, - да по мне хоть "обосраны, как голуби", мне интересно, почему вы эту песню не поете? Скрываете, что ли? Стесняетесь, ебте?
- Мы не успели разучить, - Мишель еще ниже опустил голову.
- Ббте, - полковник развел руками, - это же гимназия на пленэре - не успели выучить! Вы уже три года этих своих "непобедимых орлов" учите. Первая, - полковник загнул палец один, потом другой, - поет - со стен штукатурка отваливается, вторая поет, третья - ни гу-гу... ебте.
- Мы выучим, коллега полковник, - печально пообещал Мишель.
- Выучите, - кивнул Гордей Гордеевич, - еще бы вы не выучили, ебте. В строй, бриганд Мишель.
Мишель отдал честь и пошел, чеканя шаг, к нам.
- Блин, - тихо, но с тем большей ненавистью произнес он, останавливаясь проив нашего строя, - обезьяны! Вернемся из пещер - всем листки с песней раздам... Чтоб выучили, блин, чурки, обезьяны?
Нам выдали целую гроздь ламп, и мы двинулись раздавать лампы "чистильщикам". Они вешали лампы на грудь.
- Зря батарейки, - предупреждал Мишель, - не жечь. Понятно? "Младенцы"? "Коверный", Ббте, в светлую пещеру вперлись - сразу назад.
Мы включили лампу и вошли в холодную пещеру.
После бессонных ночей у меня неистово болела голова, и я боялся только одного, что вот сейчас я грянусь о склизкие, какими-то водорослями облепленные камни - и засну.
- Братья, - громко провозгласил Пауль и отвалил от стены здоровенный камень, - вот моя норка-каморка.
За камнем оказалась аккуратная учрежденческая дверь, обитая дерматином. Пауль щелкнул ключом, растворил дверь, и я увидел сухое выметенное помещеньице с топчаном и полочками на стене. Из помещения потянуло теплом, уютом, покоем, и я остро позавидовал Паулю. Я понял, что сейчас он завалится на топчан, закроет дверь и...
- Иди, иди, - беззлобно сказал Валентин Аскерханович, - дрыхни...
- Звоните 01, - весело закончил Пауль, - вызывайте "скорую", - и продекламировал:
- Сладко, когда на просторах морских разыграются ветры,
С твердой земли наблюдать за бедою, постигшей другого,
Не потому, что для нас будут чьи-либо муки приятны,
Но потому, что себя вне опасности чувствовать сладко.
- Закрой дверь, - уже несколько раздраженно посоветовал Валентин Аскерханович.
Пауль моментально скрылся в помещении.
- Ббте, - сказал Валентин Аскерханович, - ты к стенке не жмись, со стенки всякая дрянь отлипает и падает. Ты иди по центру. По центру вроде страшнее, а на самом деле безопаснее. Иди, иди.
Я безропотно пошел вглубь пещеры.
Никогда мне не было так страшно. Я был измочален, устал, и я боялся, что не успею нажать на спусковой крючок, промажу.
Первый вынырнувший, выползший в круг света от моей лампы белесоватый гигантский червяк с опасно причмокивающими розовыми присосками на извивающемся, клубящемся теле, возвратил мне способность действовать. Я разрезал его так же быстро и равнодушно, как разрезает лопатой гусеницу огородник. Я шел как во сне и нажимал спусковой крючок огнемета, едва лишь свет лампы выхватывал нечто ворочающееся, выползающее, извивающееся. Пару раз я выкликал по ящичку, висевшему на груди рядом с лампой, Мишеля.
- Ага, - говорил Мишель, - ходи, ходи... Далеко не забредай... Тут, поблизости.
Порой я выходил на кого-нибудь из наших. Набрел на Федю, деловито ножиком открамсывающего ор разрезанного "червяка" куски и отправляющего их в рот.
- У, - сказал Федя, - "младенец"? Хошь попробовать? Ты чего? "Кровь дракона" лакаешь, а почти сваренным, спеченным червячком брезгуешь? Эт ты зря, - Федя почмокал языком и добавил: - Такой ростбиф окровавленный получается - мое почтение!
Я помнил рассказы Натальи о тех, кто жрет "поверженных врагов". "Вкусно, но опасно", - предупреждала меня Наталья. Я пошел прочь от Феди.
Иногда мне казалось, что клубящиеся существа, которых я рассекал огнем, не живут сами по себе, а вырастают из пещеры, наподобие оживших сталактитов или движущихся хищных растений.
Глаза у меня заболели от непрерывного вглядывания в неярко освещенную лампой местность, потому я обрадовался, когда увидел свет. Я помнил, как Мишель предупреждал нас: "В освещенные пещеры не суйтесь. Что вы там не видели?" - "У, - засмеялся тогда Пауль, - как раз многое они там не видели. И если увидят, то многое запомнят, если, конечно, смогут выбраться..."
Мне было все равно. Светящаяся пещера - это не то, что человек, жующий сварившуюся плоть агонизирующей рептилии. Светящиеся пещеры - это опасно, но красиво. И Наталья мне ничего о них не говорила. Наталье я больше доверял, чем Мишелю.