В палате стало полутемно. Чуть посверкивали стекляшки в люстре, и драконья пасть рисовалась далеким нестрашным очерком, прочерком.
- Хорошо, - сказал я.
- Отлично, - кивнул Фарамунд Иванович, - сейчас пришлю Колю с Катей, переоденут вас. Вообще-то это даже полезно. Вроде массажа. Орать не рекомендую. Еще больше раззадорите. Ждите.
И он вышел в коридор.
Минут через пять в коридоре раздалась дробная стукотня лап, и уже знакомый мне голос пробулькал:
- Будьте спокойны, Фар-Иваныч. И в пижамку оденем, и бельишко сменим.
В ответ я услышал испуганное захлебывающееся (по всей видимости, от бега):
- Ах, батюшки, вы нежнее, нежнее только, ребятки!
Дверь распахнулась от сильного удара. В палату ворвались Коля, незнакомое мне бородавчатое омерзительное существо - не то жаба размером с человека, не то двуглазая "квашня", и Фарамунд Иванович. Для начала Коля поскользнулся на мраморе и грянулся оземь. Бородавчатое существо врубило свет на полную, что называется, катушку. Фарамунд Иванович бросился поднимать Колю.
- Коленька, Коленька, - испуганно бормотал он, - что же вы? Так же и разбиться можно? Ну, куда так спешить?.. Катенька, - поставив на ноги Колю, кинулся к бородавчатому чудищу Фарамунд , - сюда, сюда - пижамку и штаны... Ага... Умница.
- Фарамунд Иванович, - спросил я, - но они пьяны?
- В стельку, - спокойно констатировал Фарамунд и тут же бросился все так же суматошливо-нервно хлопотать вокруг двух пьяных рептилий, - Катенька, Коленька - вот больной, вот...
- Не хлопай крыльями, - неожиданным глубоким контральто пророкотала Катенька, - где больной?
- Вот! - Фарамунд Иванович указал на мою постель. - Ах, ах, - замахал руками, и в самом деле, как крыльями захлопал, Фарамунд Иванович, - легче, легче, милые, нежнее, нежнее.
Из пасти Катеньки вылетел липкий красный язык ("Царевна, - устало подумал я, - переквалифицировавшаяся в санитарки") - блямс, разбрызгивая вонючую белую слюну, язык проехался по моему лицу и влип, вцепился в гимнастерку х/б. Хрысь! Катенька разодрала гимнастерку, тем временем ко мне подскочил Коля и сорвал с меня штаны вместе с сапогами.
- Ой-е-ей, - запричитал Фарамунд Иванович, - помилосердствуйте, ребятушки, ведь убьете болящего.
- Вы что, - в сердцах выкрикнул я, - издеваетесь? Они же меня, гады ваши, в самом деле убивают!
Щелк! Одним щелчком Катенька сбросила меня на блестящий мрамор и взгромоздилась мне на спину.
- Не бось, - рокотала она, будто действительно желая меня ободрить, не бось, ни хрена не убьем - только косточки разомнем.
Липкими холодными лапами она вдавливала меня в мрамор. Она деловито топталась по мне.
- Катиш, Катюнчик. - услышал я бодрое булькание Коли, - дай-ка я его, родимого, хвостиком по хребтине поглажу...
- Не надо, - выпела жабообразная Катенька, чуть ли не казачка выплясывающая на моей спине, - нельзя бить маленьких...
- Ну, по попе, по попе-то можно?
- Ребятки, - взывал к разошедшимся не на шутку санитарам Фарамунд Иванович, - не сломайте бойца!
- И-йех! - выдохнул Коленька, и острая секущая боль заставила меня вскрикнуть.
Я с трудом вывернул голову из-под жирного бородавчатого зада жабы и выхрипнул Фарамунду:
- Это что же, массаж, по-вашему? Это - пытка, издевательство и избиение...
- А что же, - спросила Катенька, нехотя сползая с меня, - по-твоему, массаж, как не смягченные, ослабленные пытки, издевательства и избиения?
- Весь вопрос в степени! - в каком-то дурном восторге заорал Коля, разевая пасть, в коей я успел увидеть кипение красноватой слюны и дрожащее раздвоенное жало.
- Никак не в степени, - Катенька схватила меня за плечи и легко вздернула над полом, так что я смог увидеть всю ее бородавчатую неровно дышащую тушу, - никак не в степени, - повторила Катенька, и я увидел свое отражение в выпуклом безразличном глазе жабы, - а в отношении к происходящему!.. Если он себя уверит, что происходящее - пытка, так он и у массажиста от ужаса скончается, а если он себя уверит, что - массаж, так он и на дыбе от удовольствия покряхтывать будет. Суй его в штаны, раба божьего.
Растянув штаны, елико возможно, Коля подставил их под мои ноги, словно распахнутый мешок, куда вот-вот должны засыпать картошку.
- Только, - захихикал Коля, - ты его аккуратней, а то помнишь, в прошлый раз мы того чмошника одевали, в одну штанину обе ноги засунули - во смеху было!
- Ноги растопырь, чудо, - прикрикнула на меня Катенька, - не слышишь разве, что бывает?
С трудом я попытался раздвинуть ноги и выговорил:
- Вам... что же... доводилось бывать на... дыбе?
- Ах ты дрянь! - поразилась Катенька, впихивая меня в пижамные штаны, да у меня вся жизнь! - как на дыбе. Держи его, сквернавца, за плечи, разевая пасть, оглушительно гаркнула она Коле, - счас пижаму надевать будем!
Видимо, я здорово рассердил Катеньку, раз сам Фарамунд Иванович схватился за голову, полуприсел и в этом полуприседе заканючил:
- Ой, ой, ой, как неудачно! Ой, зачем так сказали? Ой, лучше кричать и ругаться, чем так!..
- Сквернавец, - шипела, выпуская розоватую слюну на пол, Катенька, ссквернавец, мммастодонт, шыкым, айшыкым. Рруку держи, руку!
Катенька довольно умело натягивала на меня пижаму, выламывала руки с явным, нескрываемым удвоольствием.
- Все! - снова (как видно, успокоившись) пропела она, обдернув на мне пижаму. - Уу, - Катенька швырнула меня на кровать, а потом с силой надавила зеленой огромной лапой. Лапа легла на мое лицо, и я едва не задохнулся.
- Сетку не порвите! - в ужасе заверещал Фарамунд Иванович.
- Ладно, - с явным сожалением вздохнула Катенька, - пойдем, Коля...
Я слышал, как хлопнула дверь и из коридора донеслось густое пение Катеньки:
- Расцветали яблони и груши...
- Пааплыли туманы над рекой, - дребезжащим тенорком подхватил Коля.
- Выходила на берег Катюша, - тенорок Коли и контральто Кати затихали вдали, - на высокий на берег, крутой...
* Часть вторая. Драконы *
Глава первая. Бриганд Мишель
Неделю мы отдыхали на поверхности. Привыкали. Обживались. Жарились на солнышке. Купались в речке...
Мишель объяснял нам:
- Там - Длинношеий. Притом - слоновый Длинношеий. Такие обычно жрут травку и бананы, а этот наладился хряпать мясо...