"Странные они люди, "отпетые", - думал я, - жестокие, циничные? Да? Вообще-то, люди как люди: любого запихни в подземелье рептилий, любого обучай убивать - и этот любой озвереет, оскотинеет. Что, разве не так? Убийство - это дело такое... такое..."
Я уже спал. Я снова стоял на площади перед кинотеатром и снова видел живое кишение омерзительных тварей, "гаденышей", и снова шел на них, в них, чтобы давить, душить, терзать - вот этими руками, этими самыми руками, нет! - голым мясом пальцев и ладоней раздирать эту пакость, эту живую мерзость, которой не должно жить...
И я снова поворачивался и видел Диего. Диего промахнувшегося, Диего, вместо меня ножом проколовшего пустоту.
Я смотрел на Диего, и странная мысль мелькнула у меня в голове: как же так? Ведь Диего - мертвый? Как же он? И где это я? Ведь это уже все было, было...Так это я, что же, сплю?
Диего быстро нанес удар ножом, я отбил удар и проснулся, поскольку, действительно, отбил удар. Я успел вскочить на ноги, включил "светильник координатора" на полную мощность и не удивился, увидев в слепящем отчаянном свете жреца, выронившего нож, жмурящегося от нестерпимого света.
- Мишель, Валя, - крикнул я, - есть.
Жрец, опомнившись, кинулся бежать, но тут же получил удар прикладом огнемета и упал.
- Ну, падла, - с удовольствием выговорил Мишель, - сейчас я из тебя Венеру в мехах сделаю.
- Пощадите, - проговорил жрец.
Я чуть не выронил "светильник координатора".
- Я, - жрец стоял на коленях, - мольба, та, прозба, не убивайт... Я... прозба.
Валентин Аскерханович потрясенно спросил:
- Э, чудо в перьях, ты что, по-человечески разговариваешь?
- О, та, та... Я тайно исучил... Пыло трудно... Я подслушивал, что говорил ваш... крокодиль, та... и с теми, кто прилеталь до фас... та... я... учеба, та?
- Сучил, - потрясенно повторил Валентин Аскерханович, - вот так сучил.
- Я пуду вам приводиль девушек... Только не нато много... Нас мало... софсем... и тут фы...
Я вдруг представил себе, что должен был ощущать этот несчастный полуголый, ослепленный потоком света, отделенный от нас стеной тьмы.
Наши голоса доносились до него из-за этой стены, и были голосами тьмы, голосами ночи, так для нас биение крыл в обступившей тьме было биением крыл не птиц, но ночи - и я спросил его:
- Неужели вы один изучили?
- О, нет, нет, - жрец поднял руки, - нет... Ни Федька коем... нет... Это крокодиль... училь, он гофориль мне... ты - турак, биль... палка, крокодиль... училь... Витель, что я... тайно, сначала биль, потом училь, биль и училь...
- Крокодиль? - недоуменно спросил Валя. - Какой крокодиль?
- О, фы - хитрый, - жрец заученно-фальшиво засмеялся, - о, фы - мутрый крокодиль...
Жрец стал бить поклоны:
- Я просиль, чтобы софсем мало девушка. Софсем.
- Мало? - переспросил Мишель. - Ты вон сколько себе нахапал.
- Но я должен делиться с крокодиль - не один Нахтигаль.
Мне стало не по себе от моей догадки.
Я взял за руку Мишеля. Он резко вырвал руку.
- Ну, что ты цапаешь, как девка в темной комнате: ах, мне страшно, ах, я так боюсь, ах, что вы делаете, ах, как вам не стыдно. Ну да, (бормот.
- Б... - выдохнул Валя, - как же он подхватил?
- Так, - Мишель вступил в круг света рядом со жрецом, - эй, слушай, как тебя? Я - понял? - я - добрый крокодил... Я никого не ам-ам, понял?
- Поняль, поняль, - закивал жрец, - Тихон тоже очень, очень тобрый крокодиль... Я - понимайт... Нахтигаль - слой, плохой, фу... Нахтигаль ель и плеваль... если пы не крокодиль, тобрый, тобрый, Нахтигаль фообще бы не ель... фу, слой...
- Так, - Мишель потянулся, - круто... Где - крокодиль? Где он? Хотим видеть! Понималь?
Мишель орал, как глухому, раздельно выговаривая каждое слово...
- О, та, та, - закивал жрец снова, - понималь, понималь, я отфодить...Та? Фы будете иметь еще польше девушек, я отфодить.
- Притуши фонарь, - приказал мне Мишель.
Я убавил яркость.
Жрец заморгал.
- Мишель, - спросил я, - а разве это случается на других планетах? И почему это называется "(бормотом"?
Жрец поднялся:
- Я... идти?
- Идти, идти, - махнул рукой Мишель, - не вздумай прыгать в сторону. Понял? Убьем. Слово "убьем" понимаешь?
- Упьем? - жрец недоуменно оглядел нас, чуть выступающих для него из тьмы, наверное не имеющими для него объема, едва ли не нарисованными фигурами. - Упьем? - повторил он. - Не понимайт.
- Съедим, - объяснил я. сообразив в чем дело.
- О, - обрадованно закивал жрец. - Это - понимайт, это - знайт...
_____ __________________________________________________________
Ночь кончалась, когда жрец привел нас к пещере. Вернее, то была не пещера, а некое углубление в горе, этакая вертикальная яма.
Мы увидели в уже сереющем свете начинающегося утра стол и стул, сидящего на стуле Тихона, нога на ногу, одетого во френч, в великолепных офицерских брюках - ни дать ни взять начальник школ, и даже стек в руке.
Перед расфранченным Тихоном стояли девушки.
Тихон махнул стеком и гортанно выкрикнул что-то. Одна из девушек подошла к столу. Она стояла перед Тихоном руки по швам - и в одном этом стоянии голой девушки перед расфранченным, разодетым Тихоном было столько всего, что мне уже захотелось шарахнуть по этому гаду...
Тихон откинулся на стуле:
- Хороша, канашка, - выговорил он, и я понял его.
Я отвернулся.
Валентин Аскерханович шепнул:
- Это - зря. По инструкции полагается смотреть, если ты - настоящий "отпетый".
Я поднял голову.
Зеленая пупырчатая тварь громоздилась над девушкой.
Спина твари будто бы состояла из множества шевелящихся, сплетающихся и расплетающихся червей.
- Я тебе не нравлюсь, красавица? - услышал я издевательское, - а вот так, вот - эдак?
И Тихон повернулся к ней "спиной".
Я увидел омерзительное, белое, склизкое брюхо, вздрагивающее горло жабы.
- Я, - говорил Тихон не для девушки, для себя, - двуликий Янус... Вижу, чувствую, ем, убиваю обеими сторонами тела...
- (бормот, сказал Мишель внятно, но тихо, - (бормот - самый, блин, настоящий... Одноглазый! Иди, выведи парня... Воон, к тому кусточку и оттуда кликни, кликни его погромче, чтобы пошел на тебя... Валя, бей из "тога", нужно тело привезти.
Валя вытащил небольшой черный, похожий на пистолет "тог".