- Жанна Порфирьевна, - заметил Валентин Аскерханович, - вы бы отошли в сторону и оделись, потому что Джек Джельсоминович вместо того, чтобы от гадючьей слизи оттираться, смотрит на вас во все глаза.
А я, и в самом деле, смотрел, смотрел и... трель, трель, какая-то дивная трель раздалась в воздухе вокруг меня, и мне захотелось растаять, расплыться в этой самой речке, в этой текучей воде... под этим небо...бо...боль...
Георгий Алоисович, Куродо и Жанна оттирали, отдирали песком въедающуюся в кожу, твердеющую панцирем слизь дракона.
Я орал от боли. Мне казалось, что с меня сдирают кожу.
- Все... - Жанна Порфирьевна отбросила волосы со лба, - дальше просто бессмысленно... Ну, все. Пристало и пристало.
Георгий Алоисович стряхнул с рук песок:
- Джекки, ты прости, дорогой, но мы слишком долго тебя тащили.
- Мда, - печально согласился Куродо, - будет теперь у тебя, как у черепашки, на спине и на груди - панцирь.
Я приподнялся, поглядел на Жанну Порфирьевну - было так больно, что я почти не обращал внимания на то, что она так и не оделась.
- Хрен с ним, - выхрипнул я, - зато никакая падла не проткнет.
Я побрел в воду смывать песок.
- Джек Джельсоминович , - услышал я голос Вали, - вы только не утоните!
Я отмахнулся, дескать, ну вас...
Я бултыхнулся в воду и поплыл.
Боль растворялась, расплывалась в реке.
Я выбрался на берег, потрогал сделавшуюся твердой, будто покрытую пластинами, роговыми, плоскими, кожу...
- Ух ты, - сказал я шутливо, - какая штучка. Вроде как неснимаемая кольчуга...
Жанна Порфирьевна уже оделась и вновь приобрела свой обычный строгий вид - не то классной дамы, не то квартуполномоченной.
- Джекки, - строго сказала Жанна, - возьмите полотенце и как следует, насухо вытритесь, может, все-таки сотрете кольчугу?
Я взял полотенце и принялся растираться изо всех сил.
- Может, пластиночки можно отколупать, - предположил Валентин Аскерханович, - эвон как они друг против друга, будто плитки шоколада.
- Не болтайте глупости, - сурово прервала его Жанна Порфирьевна, лучше сбегайте к "автобусу" и принестите одежду.
("Автобусом" Жанна почему-то именовала ракету.)
Валя опрометью кинулся выполнять распоряжение.
Пальцами я подергал пластины.
Они вросли в кожу прочнее, чем ногти; собственно, они и стали теперь моей кожей на груди и на спине.
- Жаль, - сказал я, - что брюхо так не заросло...
Наверно, я все-таки довольно неискренно это сказал, потому что Куродо взялся меня успокаивать.
- Одноглазый, - сказал он, - да ты не расстраивайся - все подземные девахи от панцирных тащатся - вон как на тебя Жанна Порфирьевна уставилась.
- Да, - постарался я пошутить, - но мне кажется, в ее взоре больше жалости, чем вожделения.
- Еще бы нет, - невесело усмехнулась Жанна, - теперь вас всенепременно выберет дракон. Просто "отпетому" может повезти, но панцирному...
Тем временем вернулся Валентин Аскерханович с моей одеждой и отрапортовал:
- Жанна Порфирьевна, ваше задание выполнено! Спешу заметить, что у самого, как вы выражаетесь, "автобуса", громоздится узел, мохнатый, косматый, - и он, понимаете ли, шевелится.
- Юноша, - важно спросила Жанна Порфирьевна, - вы, я надеюсь, не развязывали узелочек для того, чтобы посмотреть, что же в нем шевелится?
- Никак нет, - заулыбался Валентин Аскерханович, - я испугался и тотчас же убежал...
- Это - правильно, - кивнула Жанна, - это - верно... Я же говорила вам... Бородач, которого вы побили...
Я одевался. Про себя я отметил, что мне стало тяжелее носить самое себя, но зато увереннее, прочнее...
Вросшие в кожу пластины заставили меня почувствовать мое собственное тело как нечто не совсем мое, нечто надетое на мое "я", как я надеваю сейчас на мое тело одежду.
- Все равно, - сказал Георгий Алоисович, - я не понимаю. Мы должны были успеть...
- Мало ли что, - пожал плечами Куродо, - мы же всего не знаем. Джекки, ты ведь в санчасти лежал?
Я кивнул.
Валентин Аскерханович замялся, а потом, решившись, объяснил:
- Джек Джельсоминович еще как лежал-то, его отпи... - он взглянул на Жанну Порфирьевну и осекся, - зверски избили, и ему пришлось довольно долго пролежать.
- Э, - спросил Куродо, - так в тебя доливали?
- Да, - сказал я, - конечно... Иначе бы я просто не выжил.
- Ну, - протянул Георгий Алоисович, - тогда понятно.
____________________________________________________________
У весело потрескивающего костра, действительно, громоздился узел. То была шкура зверя, когда-то содранная с поверженного врага, распяленная, высушенная, а теперь вот завязанная крепко-накрепко и чуть-чуть пошевеливающаяся.
Жанна Порфирьевна подбросила в огонь хворосту, снова принялась устанавливать сковородку.
- А этот твой, - опасливо спросил Куродо, - ухажер не придет? Надоело его бить. И как-то неприлично... прилетели Посланцы Неба, накидали "банок" и улетели.
- Нет, - засмеялась Жанна, - он уже приходил. Я говорила. Воон какой подарок принес. Я все равно его выгнала. Лопотал что-то... Нес какую-то несусветицу. Лучше узел развяжите.
Валентин Аскерханович развязал узел - и я увидел великое множество мелких маленьких копошащихся, переползающих друг через друга, попискивающих драконышей.
- Фу, - сморщился Валя, - эту гадость мы есть будем?
- Вы ничего не понимаете, юноша, - ответила Жанна, ловко подхватывая за лапку драконыша и швыряя его на раскаленную сковороду, - вкус изумительный! раковый суп не сравнится, а цвет и формы тела...
Пища, щерясь, лопаясь, драконыш расползался по сковороде...
Вслед за первым в булькающее (чувствующее боль? или уже мортвое, уже убитое?) месиво отправился второй, третий.
Жанна помешивала варево щепкой - и я вдруг вспомнил Тараса, убивающего прыгунов в учебной карантинной пещере, я вспомнил зеленую слизь, покрывшую пол пещеры - и исчезающие в ней, расплывающиеся оскаленные в неизбывной муке ящериные лица прыгунов.
Мне сделалось тошно.
Я поднялся и, зажимая рот, побежал прочь.
- Джек Джельсоминович, - крикнул мне вослед Валентин Аскерханович, - вы куда?
- Поблевать. - быстро объяснил ему Куродо.