Дракон, давясь, выхрипнул еще один сгусток красно-зеленой слюны.
Поэт перешел на бормотание, а потом завизжал, как резаный:
- Прочти причту притчу и ответь
на вопрос:
отчего блеск так похож на лязг?
Не оттого ль, что бляск
так похож на лееезг!
Вот этого рыцари не выдержали, они умчались с грохотом хорошего товарняка.
- Ну, - сказал я принцессе, - Кэт, ты успокоилась?
Принцесса шмыгнула носом:
- Успокоишься тут... - она кивнула в сторону Поэта.
Тот и впрямь что-то разошелся.
Я повернулся к нему и сказал:
- Чем орать, пошел бы и принес даме платье...
К моему удивлению, Поэт довольно швыдко побежал за платьем принцессы.
Я меж тем устроился у самых лап дракона, у когтей, вминающихся в землю, и принялся вызывать Контору.
Провозился я довольно долго. Поэт успел приволочь платье, а принцесса одеться. (Белое платье превратилось в серое тряпье, что, в общем-то, гармонировало с перемазанной в грязи Кэт.)
Кони отошли пощипать травку подальше.
- О, рев вер,
доносилось до меня восторженное токование,
о , веер верований...
Я ловил позывные Конторы.
Я расслышал голос, доносящийся из приемника.
- Жак! - заорал я.
- Джек? - услышал я голос Георгия Алоисовича. - Что у тебя?
- Да у меня-то хорошо, - озлился я, - я никак на Контору выйти не могу...
- Убил? Уже убил? - с восхищением выдохнулось, выщелкнулось из приемника.
Лапа дракона чуть заколебалась, словно бы опоре фундамента вздумалось проверить прочность почвы.
- Лучше, - сказал я. - выдернул клык.
- Ох, ты...
- Я до Конторы добраться не могу, - снова пожаловался я.
- Еще бы ты добрался, - объяснил мне Георгий, - у них сегодня праздник...
- Праздник? - подивился я и даже оперся о драконову лапу.
Дракон не пошевелился.
Принцесса и Поэт меж тем уселись на травке рядком и ладком.
Поэт откровенно охмурял принцессу.
- Ну да, - Георгий Алоисович, кажется, был удивлен моей неосведомленностью, - у Гризельды день рождения. Сорок лет в Конторе - и не ожабиться...
- Вот суки, - просто сказал я.
Дракон склонил голову и принялся через силу пощипывать травку. Он шевелил губами, как большая добрая зеленая лошадь.
Я почти заорал в приемник:
- Георгий, голубчик! Я его в холл загоню. В холл, говорю, ракеты загоню! Ага... Поместится, но пусть встречают... Лады? И еще, Жак там галочку поставил - пусть зачеркнет, прием? Да... Мне мало удовольствия читать себя в списках. Годится?
Георгий отозвался:
- Годится... Ты через полчасика подергай, поверти ручку... Отбой.
Я поднялся.
Поэт, не обинуясь, обнимал принцессу за талию.
- Пошли, - сказал я, - доведешь меня до огнедышащей горы - и привет. Тебе - налево, мне - направо.
Принцесса вскочила. Потянула за собой увлекшегося травкой дракона.
- Я с тобой, - сказала она.
Я обалдел. Это не предусматривалось никакими положениями.
- Нельзя, - сказал я, как говорят собаке, вздумавшей положить передние лапы к вам на колени, когда на вас - парадный костюм.
Кэт закусила нижнюю губу.
- Я только с тобой. Мне - страшно.
Я показал на дракона:
- Его я заберу. Тебе бояться нечего.
Кэт покачала головой:
- Я не боюсь дракона. Я боюсь людей.
"Вот не было печали", - подумал я и тут же обрадовался, сейчас Кэт была снова похожа на Мэлори, Мэлори, Мэ...
- Хорошо, - сказал я и добавил: - Я посоветуюсь с начальством.
Получилось - с королем. И я пояснил:
- Со своим королем.
Кэт не удивилась.
Она только спросила:
- Твоя страна - далеко?
Я ответил:
- Очень. Но мы доберемся до нее быстрее, чем до вашей столицы. Притом добраться-то мы туда доберемся, а вот обратно сюда уже не выберемся...
Кэт посмотрела на меня, как провинившаяся собака на строгого хозяина, и снова спросила:
- Ты... убьешь меня, а потом себя?.. Это ваш такой колдовской обычай?
Я обмер. В самом деле, я словно бы описал ей смерть. Очень далекое королевство, куда добраться можно очень скоро, а вот выбраться...
- Нет, - попытался я объяснить ей ситуацию, - если ты, действительно, хочешь со мной, то... это не смерть, это - другое... Видишь небо? На небе ночью - звезды.
- Понимаю, - кивнула принцесса, - меня так и так убьют... Не ты, так он. Тебя он не тронет, а меня...
- Я оставлю тебе дракона, с драконом тебя никто не тронет. Верно, Поэт?
Зря я к нему обратился. Он опять залопотал что-то несусветное.
Драк он - кадр, но
ног крад, ногокрад...
Клад драк, дал рак,
но - кардддрак... - он
Карррак.
- Прекрасно, - сказал я, - видишь, и Поэт подтверждает... Ничего с тобой не сделают, если ты с карддраком, или как там у него...
- Нет, - принцесса покачала головой, - я - с тобой. Если папа простит, я сама - умру. Мне страшно. Так страшно, что уже ничего не страшно.
- Бывает, - встрял Поэт.
Я вел двух лошадей, всхрапывающих, чуть косящих глазами на печального недоубитого дракона.
Принцесса почти не вела его. Она шла за мной, и веревка, привязанная к шее дракона, провисала чуть не до земли между горлом дракона и рукой принцессы.
Поэт шел чуть поодаль.
- Бывает, - сказал он, - однажды я зашел в хижину к крестьянину. Я прочел оду его жилищу...
Куродо ждал меня недалеко от драконовой пещеры.
Ракета, серая, замшелая, удачно вписалась в окружающий гористый, режущий небо острыми краями пейзаж.
(Если бы я был поэтом, вроде того, что плелся сейчас рядом с нами, я бы обязательно написал что-то вроде:
Горы - ракеты, вросшие в землю
корнями,
ракеты - горы, вырвавшие из земли
свои корни, и корни эти
превратились в струи огня...)
Поэт продолжал рассказывать:
- Я прочел оду его жилищу, а он почему-то обиделся. Я давно заметил: что для одних - похвала, для других звучит оскорблением. Но тогда я этого не понимал. Крестьянин вытащил меня во двор и принялся бить оглоблей. Когда он начал меня бить, мне было страшно, и страх этот не исчез до того самого момента, пока не сломалась оглобля, но, как вы справедливо заметили, мне было так страшно, что уж и вовсе не было страшно...