Выбрать главу

Дракон, давясь, выхрипнул еще один сгусток красно-зеленой слюны.

Поэт перешел на бормотание, а потом завизжал, как резаный:

- Прочти причту притчу и ответь

на вопрос:

отчего блеск так похож на лязг?

Не оттого ль, что бляск

так похож на лееезг!

Вот этого рыцари не выдержали, они умчались с грохотом хорошего товарняка.

- Ну, - сказал я принцессе, - Кэт, ты успокоилась?

Принцесса шмыгнула носом:

- Успокоишься тут... - она кивнула в сторону Поэта.

Тот и впрямь что-то разошелся.

Я повернулся к нему и сказал:

- Чем орать, пошел бы и принес даме платье...

К моему удивлению, Поэт довольно швыдко побежал за платьем принцессы.

Я меж тем устроился у самых лап дракона, у когтей, вминающихся в землю, и принялся вызывать Контору.

Провозился я довольно долго. Поэт успел приволочь платье, а принцесса одеться. (Белое платье превратилось в серое тряпье, что, в общем-то, гармонировало с перемазанной в грязи Кэт.)

Кони отошли пощипать травку подальше.

- О, рев вер,

доносилось до меня восторженное токование,

о , веер верований...

Я ловил позывные Конторы.

Я расслышал голос, доносящийся из приемника.

- Жак! - заорал я.

- Джек? - услышал я голос Георгия Алоисовича. - Что у тебя?

- Да у меня-то хорошо, - озлился я, - я никак на Контору выйти не могу...

- Убил? Уже убил? - с восхищением выдохнулось, выщелкнулось из приемника.

Лапа дракона чуть заколебалась, словно бы опоре фундамента вздумалось проверить прочность почвы.

- Лучше, - сказал я. - выдернул клык.

- Ох, ты...

- Я до Конторы добраться не могу, - снова пожаловался я.

- Еще бы ты добрался, - объяснил мне Георгий, - у них сегодня праздник...

- Праздник? - подивился я и даже оперся о драконову лапу.

Дракон не пошевелился.

Принцесса и Поэт меж тем уселись на травке рядком и ладком.

Поэт откровенно охмурял принцессу.

- Ну да, - Георгий Алоисович, кажется, был удивлен моей неосведомленностью, - у Гризельды день рождения. Сорок лет в Конторе - и не ожабиться...

- Вот суки, - просто сказал я.

Дракон склонил голову и принялся через силу пощипывать травку. Он шевелил губами, как большая добрая зеленая лошадь.

Я почти заорал в приемник:

- Георгий, голубчик! Я его в холл загоню. В холл, говорю, ракеты загоню! Ага... Поместится, но пусть встречают... Лады? И еще, Жак там галочку поставил - пусть зачеркнет, прием? Да... Мне мало удовольствия читать себя в списках. Годится?

Георгий отозвался:

- Годится... Ты через полчасика подергай, поверти ручку... Отбой.

Я поднялся.

Поэт, не обинуясь, обнимал принцессу за талию.

- Пошли, - сказал я, - доведешь меня до огнедышащей горы - и привет. Тебе - налево, мне - направо.

Принцесса вскочила. Потянула за собой увлекшегося травкой дракона.

- Я с тобой, - сказала она.

Я обалдел. Это не предусматривалось никакими положениями.

- Нельзя, - сказал я, как говорят собаке, вздумавшей положить передние лапы к вам на колени, когда на вас - парадный костюм.

Кэт закусила нижнюю губу.

- Я только с тобой. Мне - страшно.

Я показал на дракона:

- Его я заберу. Тебе бояться нечего.

Кэт покачала головой:

- Я не боюсь дракона. Я боюсь людей.

"Вот не было печали", - подумал я и тут же обрадовался, сейчас Кэт была снова похожа на Мэлори, Мэлори, Мэ...

- Хорошо, - сказал я и добавил: - Я посоветуюсь с начальством.

Получилось - с королем. И я пояснил:

- Со своим королем.

Кэт не удивилась.

Она только спросила:

- Твоя страна - далеко?

Я ответил:

- Очень. Но мы доберемся до нее быстрее, чем до вашей столицы. Притом добраться-то мы туда доберемся, а вот обратно сюда уже не выберемся...

Кэт посмотрела на меня, как провинившаяся собака на строгого хозяина, и снова спросила:

- Ты... убьешь меня, а потом себя?.. Это ваш такой колдовской обычай?

Я обмер. В самом деле, я словно бы описал ей смерть. Очень далекое королевство, куда добраться можно очень скоро, а вот выбраться...

- Нет, - попытался я объяснить ей ситуацию, - если ты, действительно, хочешь со мной, то... это не смерть, это - другое... Видишь небо? На небе ночью - звезды.

- Понимаю, - кивнула принцесса, - меня так и так убьют... Не ты, так он. Тебя он не тронет, а меня...

- Я оставлю тебе дракона, с драконом тебя никто не тронет. Верно, Поэт?

Зря я к нему обратился. Он опять залопотал что-то несусветное.

Драк он - кадр, но

ног крад, ногокрад...

Клад драк, дал рак,

но - кардддрак... - он

Карррак.

- Прекрасно, - сказал я, - видишь, и Поэт подтверждает... Ничего с тобой не сделают, если ты с карддраком, или как там у него...

- Нет, - принцесса покачала головой, - я - с тобой. Если папа простит, я сама - умру. Мне страшно. Так страшно, что уже ничего не страшно.

- Бывает, - встрял Поэт.

Я вел двух лошадей, всхрапывающих, чуть косящих глазами на печального недоубитого дракона.

Принцесса почти не вела его. Она шла за мной, и веревка, привязанная к шее дракона, провисала чуть не до земли между горлом дракона и рукой принцессы.

Поэт шел чуть поодаль.

- Бывает, - сказал он, - однажды я зашел в хижину к крестьянину. Я прочел оду его жилищу...

Куродо ждал меня недалеко от драконовой пещеры.

Ракета, серая, замшелая, удачно вписалась в окружающий гористый, режущий небо острыми краями пейзаж.

(Если бы я был поэтом, вроде того, что плелся сейчас рядом с нами, я бы обязательно написал что-то вроде:

Горы - ракеты, вросшие в землю

корнями,

ракеты - горы, вырвавшие из земли

свои корни, и корни эти

превратились в струи огня...)

Поэт продолжал рассказывать:

- Я прочел оду его жилищу, а он почему-то обиделся. Я давно заметил: что для одних - похвала, для других звучит оскорблением. Но тогда я этого не понимал. Крестьянин вытащил меня во двор и принялся бить оглоблей. Когда он начал меня бить, мне было страшно, и страх этот не исчез до того самого момента, пока не сломалась оглобля, но, как вы справедливо заметили, мне было так страшно, что уж и вовсе не было страшно...