Поэтому я был рад, что начальник школ медлит. Мне хотелось бы так и стоять, так и не ехать никуда, а просто ждать ответа...
Но "псы" нервничали, и... Мэлори, Мэлори, Мэ... (ее-то везли так же, в грузовике, только на ней не было теплой фуфайки, стеганых штанов, а поверх всего этого железного одеяния, лат - всего этого на ней не было... она ехала в пасть к чудищу в одной накидке... За всю планету - одна. Все, все были перед ней виноваты. Все. Вся планета трудилась для того, чтобы "вылепить" Мэлори, сделать ее... а после - сделанную, образованную, живую, чувствующую боль и холод - всунуть, впихнуть в пасть к жабе... Заменитель, заместитель. Она для того и жила, чтобы быть сожранной, она для того и училась петь и плясать, декламировать стихи и читать прозу, чтобы быть растерзанной, а я?..)
Поэтому я в третий раз спросил начальника школ:
- Ну и что?
Он вздрогнул:
- Ничего, Джекки, ей-ей, ни-че-го... Я не знаю, успокоит тебя это или нет... но если... если ты останешься жить... Я попрошу, я распоряжусь... Словом, ты будешь в девятом болоте... В принципе, там... хорошие парни.
- Не такие "вонючие"? - спросил я, нарушая неписаное правило. Чхать я хотел на все правила теперь, сейчас, и в особенности - на неписаные...
"Псы" занервничали. Один из них положил руку мне на плечо. Начальник школ покраснел, покачал головой.
- Ничего не боишься... Ладно. Словом, запомни... К девятому я буду приходить, Глафира... Еду принесем. Там дерутся. Ты отдавай, - начальник школ всхлипнул, - мы еще принесем...
Тут только я заметил, что он - без стека и чуточку больше чуточки под шофе.
- А где ваш стек? - спросил я.
- Э... - начальник школ махнул рукой, - Джекки, ты был самый мой любимый ученик, самый, самый... Я не знал, на что надеяться. На твою смерть? На то, что тебя ранят? На то, что ты переберешься в Контору, в "псы", в "превращенцы"? Не знаю.
Он заплакал.
Я тронул его железной перчаткой.
- А вы не спешите меня хоронить в болоте... номер девять... Я вернусь со шкурой старика!
Начальник школ спрыгнул с колеса, оступился, упал (он был хорошо пьян, а не чуточку, как мне показалось вначале), поднялся, завопил:
- Удааачи!
Грузовик рванул с места.
Я второй раз нарушил неписаное правило, и от этого мне стало...
- Стареет, - крикнул старший из "псов", - стареет начальничек...
Он набивался ко мне в друзья, а когда я обделаюсь, пинками погонит в болото. Будет гоготать, сдирать латы, радоваться, что ему-то, "псу", никогда не быть "вонючим": спасся, выскользнул, а пока он набивается ко мне в друзья...
- Заткнись, старшой, лучше покажи мозги...
- Все-то вы помните, - изумился "пес" и покорно снял шлем, старый танкистский шлем.
Я увидел гигантский живой, чуть подрагивающий грецкий орех.
- Достаточно, - поблагодарил я, - стриптиз завершен. Прикройтесь.
"Псы" заржали. Они радуются моей грубости, тем грубее, отвратительнее, страшнее будут они со мной тогда, когда... когда... Как страшно, страшно сбросить с себя все это железо и бежать, бежать, бежать не в холод и сверкающую белизну, а туда где тепло, где чавкает вонючая жаркая живая уютная жижа, но Мэлори, Мэлори, Мэ... Я вспомнил Степана - урода, рептилию с душой лучше, чем человеческая. Я вспомнил Степана растерзанного, Степана, вздрагивающего всем своим растоптанным телом, телом, жизнь которого - боль, я вспомнил и понял, что... что... что... Мэлори, Мэлори...
Я закрыл глаза: что я не видел в этом подземелье? Лучше и вовсе не глядеть.
- Бензина совсем не стало, - слышал я разговор "псов", - в коридорчиках-то хорошо: троллейбусы, электромобили, а наверху? Поди-ка угонись за каким-нибудь охламоном...
- Да, но и вызовов меньше стало.
- Ага, старичок перешел на манку, говорят, ему теперь студень возят. Медуз таких жрет. В прежние времена фыркал, а теперь жрет... Гуманист.
- Очеловечился... - и "псы" заржали.
"Старичок", "коридорчики" - вот у них какой жаргон... Я с этими ребятами почти не общался. Почему "почти"? Вообще не общался. "Отпетые", которые вырвались сначала о "столовой", а потом от казарм. Славные ребята, славные. им уже не бывать ни "превращенцами", ни "вонючами". У "вонючих" есть одна привилегия: их не схавает дракон. Они гибнут в самом болоте. Хлюпающее дно болота (или болот?) выстлано телами тех, кто хотел убить дракона и кого дракон посчитал достойным своего взгляда. Взгляда, гляда... гяда... Взгляда гада... Просто - взгляд гада... Что может быть ужаснее? А если еще гад размером с дом!.. с гору! с...)
- Старичок, - "псы" все разговаривали, они словно не замечали меня, да и я их не видел, я видел тьму за веками - красноватую подглазную тьму, наверное, сдохнет сам, а трупешник его съедят "вонючие".
- Нет, - сказал я и открыл глаза (мы неслись по пещере под нависшими, словно клыки, сталактитами, я успел заметить извивающиеся щупальца, уверенные, бесстрашные, они вырастали из сводов пещеры), - нет, - повторил я.
- Что нет? - лениво переспросил старший из "псов". - Побрезгуют?
Он подмигнул мне.
Меня охватил ужас. Вот когда меня охватил ужас. Они уже не стеснялись говорить со мной фамильярно, насмешливо. Они уже видели во мне обделавшегося "вонючего", с которого сдирают латы, пинками под зад гонят в болото - тоже мне выискался: победитель! спаситель! Марш - в теплое дерьмо и к таким же, как и ты...
Я ударил старшего "пса" легонько, легонько, но он все же свалился, утирая кровь, поднялся, не стал спрашивать: "За что?", а я ему все равно объяснил:
- Извини, брат, но мне показалось, что ты очень вольно себя ведешь... без малейших на то оснований. Я еще жив и я еще в железе, а не в дерьме. Потерпи - немного осталось...
"Псы" молчали. Если я превращусь в "вонючего" - уж они натешатся. Они вытопчут душу мне... Не убьют. "Вонючих" убивать нельзя, но потопчут всласть.
Пещеры, по которым мчал грузовик, делались все сиятельнее, все холоднее и оскаленней. Дорога шла под уклон. Она была вымощена белыми плитками. Так везли Мэлори, голую Мэлори, Мэлори, понравившуюся дракону.
Так я-то тоже понравился дракону... И еще как... он давно за мной следил. Я улыбнулся. Мы любили одну и ту же девушку и погубили одну и ту же девушку... Он же не виноват, что он ест тех, кого любит. Его любовь - жжет и губит. он раздирает на части любимую. Он слишком силен и любвеобилен.