Поручик, более не возражая, почти бегом направился к выходу. За ним неспешно вышел капитан, и гренадеры загалдели:
- Крепко смотрителя прижал! Будет знать нашу роту!
- А коли верно у него столов новых нету? Побелку да покраску сделал, нары новые постлал...
- Так и столы хоть вымыть мог, сало соскресть...
Через полчаса солдаты нестроевой полуроты заменили столы и лавки, не новыми, но вполне чистыми, принесли горы оловянных тарелок, кружки и ложки. А тут на телегах привезли из дворца обед. Спели, по обычаю, молитву и засели за еду. Щи оказались мясные, с крупой и лавровым листом. Таких в полках даже по светлым праздникам не едали. Потом накладывали сорочинской каши да еще налили киселя по кружке.
Только поели, как вошли капитан с похожим на петуха поручиком, и кто-то из унтеров заорал:
- Встать смирно!
Когда все поспешно обратились к нему лицом, капитан сказал:
- Покуда письменных приказов по роте нету, которые будет вам фельдфебель вычитывать, слушайте, гренадеры, мое первое наставление. Я командир новой роты Егор Григорьевич Качмарев, а они, - указал на поручика, - мой помощник, Василий Михайлович Лаврентьев. Сейчас будем вас определять в ранжир и разбивать по капральствам. Вам толковать нечего, чтобы крепко помнили свое место в ранжире, которое есть основа строя.
Опосля разбивки можете отлучиться в город до восьми часов, то есть до поверки, чтобы из полков свои пожитки принесть.
А которые семейные, тем на ихних квартирах жить дозволяется, без малейшего, понятно, ущерба службе. Завтра привезут шинели, фуражные шапки, сапоги и то из одёжи, что переделать взяли. В среду доставят амуницию, полусабли и ружья. Их пригоним и кажному устроим строгий смотр в новой форме. В четверток здесь оденетесь, и, впервой строем прошедши, отслужим молебен в дворцовом соборе. В пятницу все разносят прежнюю форму по полкам. В субботу и воскресенье - отдых, а с того понедельника начнет рота службу: бывшие пехотинцы пойдут в наряд, а прочие - на выучку по пехотным артикулам... - Капитан был мастер говорить, всё шло у него без малейшей запинки.
Здесь он приостановился, достал из рукава платок, утер губы и продолжал более торжественно: - Его сиятельство господин министр императорского двора генерал-адъютант князь Волконский, коему подчинена наша рота, поручил мне объявить вам, что, окромя оклада, унтер-офицерам прапорщицкого, гренадерам первой статьи фельдфебельского и гренадерам второй статьи унтерского государь жалует всем по второму окладу, так что унтера будут получать семьсот рублей в год, первая статья - по триста пятьдесят, а вторая - по триста рублей. Слыханное ли дело? Рядовые словно господа чиновники по всей империи!..
Как кормить будут, сегодня испытали. Оденут, как придворных чинов, и кровати его сиятельство пробные утвердили, так что и спать станете по-господски... Но зато, други любезные, - капитан заговорил еще значительней и раздельней, - помните, что поведением должны отвечать за все сие таковским, чтобы и малейшего нарушения порядку не случалось. Я начальник заботливый - всё положенное будете сполна получать до полушки, до золотника. Но к нерадивым и пьяницам вот как строг. Нисколько мирволить не стану, сряду обратно по полкам пойдут. Запомнили?.. Ну, братцы, поздравляю с небывалой монаршей милостью. - Рады стараться, ваше выс-ко-родие! - гаркнули гренадеры.
Иванов пришел в эскадрон, когда кирасиры были на учении, и не спеша уложил в большое отделение сундучка все касаемое щеточного ремесла. А в меньшем, отгороженном досочкой, всегда хранил, что вынес с 7-й линии: иконку, коробочку, в которой нашел деньги, игрушки и ножницы. Нонче туда же положил две полотняные рубахи - подарок князя Одоевского, - после того как услышал разговор кирасир, что казенные при тесном колете до крови натирают подмышки... Эх, где-то он, добрейшая душа, сейчас страдает, когда дядьке его бывшему так повезло?..
К сундучку на ремешке привязал противовесом все спальное - хорошо, не роздал соседям по нарам, - войлочек, подушку и одеяло.
Тут пришли кирасиры и обступили с вопросами. Потом новый вахмистр скомандовал на вечернюю уборку коней и вместе со всеми вышел из эскадрона. Прощай, Конная гвардия!
А когда возвратился в Павловские казармы, там ясно горели фонари, в углу на табуретке стоял бочонок с квасом, а на столе в корзине привезенные из дворца свежие сайки и в медном баке густой сбитень. Истинно всё по капитанову слову.
Еще у крыльца увидел курившего трубку Павлухина. Когда, закусив, вышел встряхнуть одеяло, снова встретился с ним.
- Быстро ты обернулся, - сказал Иванов.
- Не ходил я вовсе, - отозвался Савелий. - Вот понесу стару одёжу и в роте покажу свою рожу. Похвастаю новым мундиром, сундучок подхвачу и отбуду с миром.
- А спать нонче на чем? На голых досках? - спросил Иванов.
- На дворское надеясь, маху дал. Все тряпки спальные вчерась в полку продал, - болтал Павлухин, - зато в трактире ближнем удовольствие обрел, знакомство первое с сим заведеньем свел... Тут рядом! Противу Круглого рынка, - добавил он в пояснение.
- Будто не слышал, что нонче капитан про загулы говорил! наставительно напомнил недавний вахмистр.
- Я нонче выпил саму малость, чтоб без подухи слаще спалось, - сыпал Савелий.
- Так хоть шинель мою на ночь возьми, - предложил Иванов.
- За то вам благодарность велия от самого Павлухина Савелия, что нонешний дворцовый гренадер да прежний русскопрусский кавалер... - Он ткнул в своего "Георгия" и в Кульмский крест...
- Неужто же этак подряд можешь всякий разговор весть? - спросил Иванов.
- Почти что всякий, ежели захочу, а иногда и без хотенья.
Дед мой редкостный прибаутошник был, и у меня сызмала пошло, будто сами слова на язык складно лезут. Даже на службу за то самое попал. Был у барина своего любимый слуга, а потом и сболтнул ему не по ндраву, что все дворовые подхватили...
Оченно трудно поначалу в полку было виршей начальству не брякать, что за надсмешку могли принять. А потом - ничего, многие офицеры даже до целкового награждения давали. Так позволь-ка мне шинель свою, браток, спать на оной будет помягче чуток...
Лежа на нарах, Иванов смотрел на тускло освещенный дежурным фонарем потолок: "Да не сон ли? Жалованье триста пятьдесят рублей в год! Младшие офицеры столько же получают. А тут на всем готовом. Как столько прожить? Разве пропить... Ох, Савелий, забулдыжная, видать, башка. Сразу трактир поблизости сыскал... Из такого жалованья и без щеток Жандру триста рублей за год шутя отнесешь... А сукно на мундирах да на сюртуках тонкое, глянцевое - прямо офицерское... Неужто же правду Дарья Михайловна еще в Лебедяни сказала, что в сорочке родился? Нонешняя служба воистину на то схожа. Завтра коли шинели выдадут да в город отпустят, то надобно к ротмистру и к полковнику пойти, благодарить за хлопоты... А здешние оба офицеры по "Георгиям" солдатским да по повадкам, видать, из рядовых выслужились. Ох, и чудно же всё!.. Неужто Эссенову рожу злобную больше никогда не видать, зуботычины не ждать да и самому никого не бить?.."
Форму и снаряжение всем пригнали, молебен, на который пришел сам министр, выстояли, и началась новая служба. Поручик Лаврентьев занялся караулами и строем с коренными пехотинцами, которые казались ему "не дотянутыми до градуса".
А ружейным приемам кавалеристов и артиллеристов начал обучать Качмарев. Он последние годы служил учителем фехтования, а также сабельных, тесачных и ружейных приемов в Дворянском полку. И теперь, как недавно юнкерам, неторопливо растолковывал, повторял каждый темп, без брани поправлял пальцы и локти. Правда, и ученики были старательные - все почти недавние унтера.
На занятия с капитаном отводилось только утро, потом он уходил хлопотать по делам роты, а ученикам наказывал:
- Полируйте прием до полного блеска еще часа по три, чтобы руки, ноги, шея, брюхо - все составы без малейшего опоздания свой ход сполняли. Через десять дён строгий экзамент сделаю и зачну на дежурства по дворцовым покоям назначать, а поручик пехотному строю учить станет. На то еще две недели, потом в караулы заступите наравне с коренными пехотинцами. То, что на парадах нашей роте старше всей гвардии место брать приказано, надо образцовой службой оправдать.