Выслушав сомнения унтера, он сказал:
- Пусть Анна Яковлевна не тревожится. Отпуск на волю одной семьи - дело пустое. Ты отсюда пишешь бумагу в епифанский суд, и там за причитаемую казне сумму всё местные крючки произведут, хотя, конечно, придется их "подмазать", чтобы не тянули. Освобождение с землей несколько хлопотнее.
Однако никто тебе помешать не может написать, будто выкупились и за надел заплатили... Но в рассказе твоем меня заняло, что умный и опытный Пашков употребляет такой ход в письме, чтобы понудить губернатора ускорить процедуру, и не менее опытный Качмарев доходит до того же в докладе министру двора. Как у нас все начальствующие лица слова "вольность"
боятся! Покупке крепостных охотно посодействуют, но если им же пожелают свободу доставить, так сразу вопросы: кто, зачем, почему?.. Не будет ли от сего нарушения "священного" порядка?.. Не зря наших с тобой знакомых давних всё еще забыть не могут. На важнейшие права посягались!.. - Жандр осекся и огляделся. Но вблизи никого не было, и он закончил: - Так что делай, как умные люди советуют. А с купчей крепостью в кармане, может, тебе для начала их и точно на небольшом оброке в свою пользу оставить? Жандр покосился на собеседника.
- Что вы, Андрей Андреевич, Каин я, что ли?
- Ну, ну, пошутил... А вот и наше палаццо, где Варвара Семеновна у калитки. Сейчас будет нас обедом потчевать.
- Так мы же оба обедали.
- Знаешь поговорку: палка за палкой плохо, а обед за обедом хорошо. Не будем ее огорчать.
"Палаццо" оказалось большой избой из двух комнат с людской и кухней. Правда, обед на обед вышло вполне хорошо, по крайней мере Иванову, прошагавшему верст шесть-семь. Но даже запахи вкусных блюд порой перебивал аромат цветов на клумбах под окнами. А после обеда Варвара Семеновна сказала:
- Ведь я по привычкам помещица. Кабы не служба Андрея Андреевича, разве бы в городе жили? Вот погляди-ка, какие у меня кормушки птицам устроены. И ежика ручного как позову, сейчас вылезет. Фыря, Фыря, Фыря!
И правда, из кустов выкатился еж и направился к Варваре Семеновне, которая подставила ему блюдце с молоком.
- Так ежели тебе самому, друг любезный, сюда прийти недосуг, - сказала госпожа Миклашевич, - = то пришли в любой день жену с дочкой. Что все средь камней да дворцов?
Иванов добрался домой, когда Маша и Лизавета давно спали, и Анна Яковлевна начала уже тревожиться. Когда, по обыкновению, рассказал все по порядку, она сказала:
- Андрей Андреевич человек знающий, так что пусть так и криводушничают... А вот нам бы на будущее лето вроде такого домика сыскать. Наверное, с генералов-то дорого берут. А я у мастерицы нашей бывшей спрашивала, которая за чиновника вдового вышла, так у Лесного корпуса за полсотни в лето избушку - комнату с кухней - сымают. Ему, правда, далеко в должность ходить, а место, сказывала, - сосны да песок кругом.
Вот бы и нам такое...
- Коли разбогатеем, обязательно снимем, - ответил Иванов, которому самому всю обратную дорогу мерещилось, как Маша, присев на корточки, разглядывает Фырю.
14
Составили бы с Федотом рапорт насчет твоего отпуска, - сказал полковник Иванову, встретив его во дворце. - Тут надо чего-нибудь почувствительней. К примеру, что, надеясь прослужить в роте, доколе угодно попечительному начальству, унтер Иванов озабочен, однако, судьбой жены и дочери, о приданом коей обязан пещись, а посему вознамерился приобресть в собственность столько-то душ. Ну, и в сём роде узоры. Сочините?
- Постараемся. А велик ли весь рапорт должен быть?
- Не больше странички. Его сиятельство долгих не любит.
Нечего, говорит, казенную бумагу зря переводить.
Придя в канцелярию, унтер передал Федоту слова полковника. Суть дела он рассказал писарю раньше, у себя за воскресным пирогом.
- Что ж, "эта службишка ке служба", как говаривал Конек-Горбунок, сказал Федот. - Вот придете со смены дежурных, и прочту вам бумагу, набело переписанную.
- Зачем набело? Вдруг полковник что переменит?
- Ничего не станет менять. Хотите об заклад побьемся? Разве Петух заведет свою польку, так что перевру.
Действительно, через час под рапортом полковник уже вывел подпись и сказал унтеру:
- В понедельник в Царское повезу, где сейчас тихо, государь на маневры в Курск уехал. А ты, Иванов, в тот день свечку Петру и Павлу ставь, чтобы князь в добром духе случился.
В понедельник унтер дежурил, свечи ставить не бегал, но очень тревожился. Ежели отпуска не дадут, надо в отставку идти, все исполнить и опять за щетки, с плохим-то глазом!..
С такими мыслями вышел из Шепелевского дома около четырех часов - время приезда полковника из Царского. Посмотрел на редких прохожих и еще более редкие экипажи - с Миллионной почти все господа с двором или по поместьям... Да, доходнее здешней службы не сыскать... Разве камергер возьмет с Красовским по имениям ездить, бурмистров проверять. Такое за счастье почтешь, когда к пенсии в треть основного жалованья подспорьем щетки останутся по шести гривен за штуку... Ежели не разрешат, придется идти в отставку, хоть в следующую осень, когда десять лет в роте стукнет и пенсия удвоится. Значит, на год выкуп отложить?.. Ох, половину пятого пробило, надо смену вести и Тёмкина просить полковника постеречь, хотя службе писаря в четыре часа конец.
Когда Иванов возвратился, Качмарев, стоя в канцелярии, отряхивал пыль с шляпы и строго посмотрел на вошедшего.
- На, получи, - сказал полковник, передавая папку стоявшему навытяжку писарю. - Здесь унтера Иванова судьба сокрыта... - И вдруг, не выдержав роли, улыбнулся и сказал: - Разрешены тебе все три месяца, раз до сих пор николи отпуска не брал. Однако, как всегда, князь поворчал: "Не успеют в благородия выползти, а уж хутора подавай, а потом деревни. Ты гляди, Качмарев, чтоб в отставку раньше шестидесяти не просился... Пусть истинно в приданое дочке покупает..." А сейчас читай, Федот, какую надпись учинили. Я очки не хочу доставать.
- "С первого октября дозволяю отпуск на три месяца для покупки крестьян со двором по сему рапорту", - прочел Тёмкин.
- Вот тебе и всё! - сказал Качмарев. - Нынче у нас девятнадцатое июля, более двух месяцев тебе на приготовление к вояжу. И опять скажу обоим: до времени никому ни слова.
...Пошел к Жандру, доложил, что отпуск разрешен.
- Будет письмо от князя Белозерского. Он посоветовал и мне губернатору написать. А ты добывай от Пашкова. Чтоб они у тебя наготове за пазухой, так сказать, лежали...
На Сергиевской сказали, что господа еще в деревне. Приедут в конце сентября. Отправился к фельдшеру Николаю Евсеичу, который так похудел, что едва его узнал. В комнате было прибрано, и на столе - нетронутая тарелка с жарким, а сам толок в фарфоровой ступке что-то, но тотчас оставил, обрадовавшись гостю. Хорошо, что у Иванова оказались с собой деньги: пригласил, как в прошлый раз, в трактир. Угощал чаем с сахарными кренделями, и старик оживился, подбодрился. Рассказал, что Новгородскую вотчину барин раньше не любил, раз поблизости находились военные поселения, а теперь их изничтожили, вот и поехал над Волховом пожить. Продиктовал Иванову адрес господ и рассказал, что с новой женой камергер живет дружно.
Она ему вечерами читает вслух, а он пасьянс раскладывает.
Но где же до того, что с Дарьей Михайловной бывало! Там восторги и счастье, а тут тихость, будто разом старые стали, как он сам, Евсеич...
В тот же вечер сочинил просьбу о присылке письма, наутро дал проверить Тёмкину по части ошибок и отправил.
Он все время старался теперь заняться чем-нибудь, чтобы не думать о поездке. А то прямо лихорадкой колотило, как вспомнит, что скоро увидит отца с матерью, братьев, родное село. Шутка сказать - через двадцать восемь лет туда приехать!
Не говоря уж, что выкупать своих из кабалы отправляется. Господи боже! Восемнадцать лет назад по той же дороге проехал с ремонтерской командой и даже не мечтал про нонешнее. Царство небесное вахмистру Елизарову, что в первом разговоре при купании не высмеял его, а поддержал, рассказал про улана, который на выкуп любимой девицы деньги копил... А в перерыве полуторамесячном меж присутствиями и правда до Красовского бы доехать и уговорить к Пашкову перебраться на службу. На самое доброе дело остатки силы отдать. И уж жили бы с Филофеем, как у Христа за пазухой, вот как Евсеич - на дом кушанье носят...