Унтер шел не спеша и думал, как почувствительней сказать генералу о своей благодарности. Выйдя на площадь, увидел, что у губернаторского дома стоит коляска, и ускорил шаг.
Зуров вышел из подъезда в сопровождении того же молодого чиновника и сразу увидел Иванова, застывшего с рукой у шляпы.
- А, здорово, братец! Вчера председатель мне доложил, что все тебе уже сделал.
- Шел вас с ее превосходительством благодарить, - сказал Иванов. Вчерась не решился, как приемные часы уж кончились.
- Очень рад был услужить твоим покровителям. Не хочешь ли на учение будошников поглядеть? Еду им смотр делать.
- Покорне благодарю, но сейчас с попутчиком в Епифань еду.
- Ну, счастливо помещичать!..
И вот опять бодро бегут буланые лошади с аккуратно подвязанными хвостами. И на этот раз не зря - только выехали из Тулы, как заморосил дождь. Укрытый поднятым верхом брички, Иванов смотрел, как, намокая, чернеют кафтаны кучера и Диомидки. Через час, поди, до нитки вымокнут, бедняги...
До самого Терешкиного двора Вахрушов похрапывал, катаясь головой по подушкам, а когда проснулся при остановке брички, первым делом ощупал под сюртуком - тут ли черес?
Близко к полуночи Иванов простился с поручиком у его крыльца и, шлепая по лужам, добрел до родительского дома.
Иван Ларионыч сказал, что надо собрать соседей на обед да всем односельчанам выставить водки. И без объяснений Иванов помнил, что, кроме воскресений, в которые при Иване Евплыче никто в деревне полный день не отдыхал, праздниками у крестьян бывали рождество, пасха да двунадесятые, когда спали вволю, а главное, ели, сколько вмещала утроба.
Сейчас, после покрова, все такие дни далече и повод к празднованию чего законней? Крестьянский сын в офицеры вышел, семью родительскую на себя откупил и сулится с нее оброку не брать.
Утром в субботу в Епифань поехали отец с Яковом и Михайлой закупить на базаре что нужно, кроме домашнего припаса, для праздничного обеда, еще пряников и орехов для угощения девушек и ребят да четыре ведра простого вина на всех, кто захочет выпить за Ларионовых. Услышав про водку, унтер спросил:
- А не обопьется ль кто до смерти, папаня?
- Не бойся, своей рукой наливать всем стану. И Михаиле мне в помощь, чтоб, ежели кто бунтовать зачнет, взашей дать.
- А он сам как?
- Весь в меня. У нас один Серега меры не знает.
Все вышло, как говорил дед: они с внуком подносили тем, кто сидел в избе, а потом за другим столом, который сколотили на улице перед домом, благо погода опять встала сухая.
Конечно, через час кое-кто так набрался, что развели к ночлегу. Но большая часть гостей только раскраснелась, пели песнк, а молодые плясали на улице. Двое парней подрались было за девушку, да их растащили те же дед с Михаилом.
Унтер высидел за столом больше часу, но, когда пошло самое веселье, соседи старались петь все громче, а в избе стало душно, он вышел в сени и через двор огородом спустился к Дону. А тут присел на порожек баньки.
Все сделал, за чем приехал, на всё, что помнил, и тех, кого помнил, нагляделся, а дальше что? От здешних дел оторвался, все заняты, он один, как приехал из Тулы, слоняется ни при чем. Можно, понятно, вздеть братнюю рубаху да порты и встать молотить или еще что по хозяйству делать. Но много ль толку от него будет? Не лучше ли в Беловодск съездить?..
Однако холодно тут сидеть. Вышел в расстегнутом вицмундире, и теперь пробрала дрожь. Застегнулся, поднялся на ноги.
- Дядя Александра! - окликнул близко Михаиле. - Застыли? - Он накинул на Иванова шинель, подал шляпу. - От шуму ушли?
- Да, брат, кричат больно громко. Да и пьяных не люблю. Сейчас целуются, а сейчас и раздерутся.
- Три ведра с дедом разлили, и всё вызукали. Четвертое прибрали, а то и вправду кто окачурится с перепою. Будем помалу отцу да дяде Сереге в праздники давать. Ну, побегу, а то эвон буднят, - сказал Михаиле, прислушавшись к разноголосице у избы. - А вы тут походите, пока расползутся. Я прибегу, как постелю вам сготовят. Да в колдобину не оступитесь...
Выбрался через соседский огород на темную улицу и пошел к церкви. Постоял около могилы Ивана Евплыча. Вот кого никто добром не помянет... И неужто Кочет проклятый припеваючи где живет?..
Прошел бы на кладбище за околицу, да около отцовой избы пьяных не миновать. И в темени Дашину могилу не сыщешь.
Сел на лавочку около церкви, что для старых богомольцев издавна поставлена... Но вот шаги, тихие, лапотные, и стук палки оземь. Верно, ночной сторож Федор идет, старик бобыль.
- Эй, кто тут притулился? - окликнул, подойдя и всмотревшись. - Никак, его благородие? Ясны пуговки тебя выказывут. Неужто сгрустнулся по барину любезному?.. А ведь и я за твое здоровье кусок съел и выпивши. Чего сам-то сюда укрылся?
- Больно в избе жарко стало.
- Оно правда, в избе - что в бане. Так тебя ж празднуют.
- И на здоровье. А про Кочета, дядя Федор, чего не слыхал?
- Помнишь ясного сокола? Чтоб ему, коли еще живой, без покаяния сдохнуть. Зла с барином натворили, будто татары лихие... Нет, куда делся, не знаю. Голоса не подаст. Верно, где купцом заделался. - Федор шагнул еще ближе, наклонился и спросил вполголоса: - А ты скажи, Александра Иванович, твое-то богатство откуль? Шутка ли денег набрал, что своих всех искупил. На войне так разжился аль жену богатую взял?
"Что ему про щетки толковать, которые меньше четверти капитала собрали?" - подумал Иванов и сказал:
- Жалованье нам большое положено, раз царя охраняем.
От него половину не один год откладывал. Деньги не ворованные. И жену взял такую рукодельницу, что за месяц рублей двадцать в дом несет.
Дед помолчал и еще подвинулся к унтеру:
- А на что те надо своих выкупать?
- Чтоб им легче жилось, - ответил Иванов.
- И так куда полегшало при новом-то. Работай исправно барщину - и взятки гладки. А на оброк тебе своих переводить не след. Один дед Иван голова, а остатние только что хрестьяне прямые. Избалуются, как дед помрет. Разве Михаилу переведи, он сверх оброка принесет.
- Чем же заработает? - осведомился Иванов.
- Да чем хошь. Хоть офеней, хоть в прасолы - только слободу дай да деньжонок на разживу... А вот и он, никак, легок на спомине, - повернулся дед к подходившему в белой рубахе Михаиле.
- Пожалуй, дядя Александра, постеля готова. Едва сыскал вас. Только что издаля заслышал, что с дедом Федором гутарите.
- Про тебя в самый раз речь зашла. Советовал его благородью тебе большой оброк назначить.
- Спасибо, дед Федя! А я-то, дурак, тебе давеча второй стаканчик поднес! - засмеялся Михаиле.
Стало тихо, только в конце улицы вскрикивали двое.
- Братанов Пешкиных бабы домой тащут, - пояснил Михайло.
- А правда ль, что ты не прочь в торговлю пуститься? - спросил Иванов, когда шли к дому.
- Насчет торговли пустое, а свет поглядеть - вот чего охота. К примеру, однова мне обмолвились, что к офицеру в Слободскую губернию съездить хотите, - вот и возьмите за кучера. Лошадей пару запрягём в вашу тележку да так-то славно покатим. Я б многое расспросил, и сам, может, что рассказал...
- А без тебя да без коней по хозяйству обойдутся?
- Чего не обойтись? Коней им пара здоровых останется, а я хоть свет малость повидаю.
- Тот свет не дальний. Ден в десять и доехали бы.
- А мне все внове. Сказывали, они на конном заводе начальники, а я таков до коней охотник! Хоть нагляделся бы на них, пока с офицером беседуете...
Ночь Иванов спал плохо - мешали коровы, петухи, собаки, а главное, не мог согреться, как ни увертывался в одеяло.
Назавтра уговорился с дедом о Михаиле. Поворчал, но сдался, когда обещал деньги за прогоны отдать на хозяйство.
- Пущай три дня в молотьбе приналягет, - сказал дед, - а в четверг и поедете.
В этот день не готовили - ели лапшу с курятиной и жареного барана, - от гостей осталось столько, что снова позвали двух соседей. А на ночь унтер попросился на печку, которую нынче чуть подтопили, разогревая вчерашнее.
- Аль простыл в клети? - догадался Иван Ларионыч.
- Может, малость, да и охота спомянуть, каково там спится.
- Глотни водочки с редичным соком, сряду оздоровеешь.