С выходом в свет небольшой татьяничевской книжки «Верность» русская советская поэзия стала богаче еще на одно имя.
Произошли изменения и в трудовой биографии поэтессы: решением областного комитета партии она была переведена в Челябинск и назначена директором местного книжного издательства.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Каждый раз, когда открываешь новую книгу поэта, испытываешь чувство, схожее с тем, которое возникает при встрече с Городом, в котором ни разу не был, или был когда-то очень давно{16}.
1. ВСТУПЛЕНИЕ В ЛИТЕРАТУРУ
Поэту-лирику самой судьбой предначертано писать одну книгу — книгу своего сердца, историю своей души. Он всю жизнь строит один и тот же Город, и, если это очень большой поэт, мы, читатели, в итоге встречаемся с целой Страной.
Но вернемся к Городу, по которому мы собрались пройти. Да, его «главные улицы» известны многим. Это и Урал, «броневой щит державы»; и труд, возвышающий человека; и природа, раскрывающая чуткому сердцу и доброму взору все свои тайны, все свои красоты; и время — вечность и миг в нашей жизни и т. п.
Искать в книгах поэтессы «эти улицы» труда большого не составляет. Татьяничева не раз подчеркивала свои главные тематические магистрали названиями циклов, разделов, особенно в этапных, итоговых сборниках. К примеру, в первой крупной книге избранных стихов, изданной в Челябинске к пятидесятилетию поэтессы{17}, четыре основных цикла названы: первый — «Живу я в глубине России», второй — «Синегорье мое», третий — «Меченые атомы», четвертый — «Область личного счастья». Только пятый цикл был назван собирательно — «Стихи разных лет». В книге «Корабельный бор» (Советская Россия, 1974), вышедшей в канун шестидесятилетия, циклы названы так: «Сердце мое — Россия», «Великая радость — работа», «Область личного счастья», «С совестью наедине», «Времена года».
Как видим, желание быть узнаваемой, последовательно и для поэтессы весьма существенно. Основным темам она не изменяет, она лишь развивает, уточняет их для себя и для читателя.
Каждой из этих тем, объединяющих в крупные циклы стихи разных лет, мы коснемся, а сейчас о главном, о том, что никогда не оставляло поэтессу, не отпускало ее мысли. Всю ее жизнь. До последнего вздоха. Это была тема труда. Не сбиваясь на мелкое и незначительное, она писала биографию рабочего социалистического Урала. Следуя своей тропой в общем русле советской поэтической традиции, она сделала своим этическим и эстетическим кредо влюбленное и требовательное отношение к рабочему человеку.
Постижение «мастерства мудреного» рабочего и хлебороба для поэтессы стало не столько целью, сколько способом передать духовную красоту современника. В изображении высокой нравственности каждого истинного труженика она увидела свой гражданский долг.
Эта тематическая привязанность, к слову сказать, не всегда приветствовалась земляками. Рецензент областной газеты «Челябинский рабочий», рассматривая ее стихи, опубликованные в альманахе «Стихи и проза» (1937), обрушился на поэтессу с упреками:
«Татьяничева медленно растет, как поэтесса; между ее стихами о сыне, написанными в 1936 году, и стихами о сыне же, написанными в 1940 году, разницы немного. Ее поэтический кругозор неширок, она всецело находится в плену традиций, пользуется трафаретными поэтическими формулами»{18}.
Москва встретила первые татьяничевские стихи и книги куда теплее. Уловив идейно-тематическую основу творчества молодой уральской поэтессы, столичная критика отметила пусть не громкий пока, но самобытный голос, верно взятый тон и именно творческую ориентировку. По предложению той же М. С. Шагинян поэтесса была приглашена в правление Союза писателей СССР, в обсуждении ее произведений приняли участие крупнейшие поэты и критики тех лет. Об ее работе уважительно отозвался Александр Яшин. И что особенно интересно, суровый и требовательный человек, сделавший поэтессе немало деловых, конкретных замечаний по технике, инструментовке стиха, особо подчеркнул: