Каким же многоликим и каким неисчерпаемо горьким предстает перед нами порожденное войной вдовство! Какой силой ненависти к тем, кто мешает мирному труду народа, кто вновь грозит покою страны, наполняются сердца, хотя в стихах нет прямых призывов беречь мир, нет патетики и лозунгов.
Иной ракурс, иной подход, а все о той же незаживающей ране, все о той же незатухающей боли.
7. «ЛЮБОВЬ — ЭТО ТАЙНА И ЧУДО…»
К поэтам литбригады «Буксир» на страницы журнала «За Магнитострой литературы» она пришла с лирическими стихами, в которых светились неуступчивыи характер, искреннее, горячее чувство и, конечно же, наивность юности:
Трудная, горячая, неустроенная молодость водила ее пером в те минуты, когда сердце захлестывали неясные, волнующие чувства. Восемнадцатилетняя поэтесса пыталась взглянуть на себя со стороны, пыталась нарисовать образ ровесницы. Сколько их тогда явилось по призыву комсомола на легендарную стройку с деревянными сундучками в руках, с рюкзаками за плечами! С той искренностью и горячностью чувств, которые нередко уходят с годами. А пока ты молод — все тебе по плечу.
Игра, светлое, не замутненное бедами мироощущение, юношеское озорство, так же, впрочем, как и неоправданный драматизм, живут в ее стихах на равных.
Интимная лирика — настоящий экзамен для поэтов. Многие не выдерживают испытания ею, изменяют себе, изменяют естественной чистоте и остроте чувства в угоду ложным красивостям, надуманной экзальтации переживаний.
Юная Татьяничева выбрала для себя то в интимной лирике, что отвечало настроениям румяного и беззаботного комсомольского дружества, которое окружало ее. Грусть, смятение, непонятная тоска по неосознанному, несбыточному, исконно жившие в интимной лирике, считались ее ровесниками и друзьями непозволительно глупым, буржуазным пережитком. Она прятала чувства своей лирической героини то за лихость и беззаботное озорство частушки, то за наивную печаль народной песни. То же, что на первых порах было свойственно и поэзии тех, кого она выбрала в учителя: Михаила Исаковского, Алексея Суркова, Степана Щипачева.
У Татьяничевой — хороший слог, легкое перо. Она могла бы, пожалуй, сделать себе имя и на стихах, подобных «Исети». Любовь и ревность, грусть и печаль, встречи и расставанья — весь привычный антураж лирической поэзии, как говорится, сам шел-в руки, не требуя усилий, напряжения ума, творческой самоотдачи. К счастью, молодая поэтесса, еще какое-то время продолжая сочинять эти, порой очень изящные песенки, вовремя поняла, что даже самые лучшие из них не позволят ей высказать и сотой доли обуревающих чувств, что не для таких стихов ее бойцовский, общественный темперамент, бесстрашная искренность, которой одарила ее судьба.