Нет ли в этом противоречия? Ведь личный опыт всегда уже, мельче, частнее опыта коллективного, общественного, народного. Но в том-то и дар Татьяничевой, что она умела сделать своими, кровными, личными беды и радости, ошибки и оборенья, промахи и победы тысяч своих современников.
«Росла угрюмой, безголосой…», а выросла трибуном, общественным деятелем, и в этом росте общественного, государственного мышления в стихах, конечно же, имели свое значение и работа на заводе, и Магнитка, и руководство Челябинской писательской организацией, когда она избиралась кандидатом в члены областного комитета партии, и особенно — подвижническая деятельность на посту секретаря молодого правления СП РСФСР под руководством Леонида Соболева…
Вступив в члены КПСС в июле 1941 года, поэтесса раз и навсегда определила свою политическую платформу и творческую программу — оружием слова служить партии и Родине.
Что, как не собственная биография, как не биографии тысяч патриотов Родины, прошедших с ней великий путь борьбы и созидания, давало поэтессе право на такие высокие обобщения? Разве не пережитое вместе со всем народом вливало силу, полнило металлом уральской пробы и мощи ее голос?
Многие стихи поэтессы перекликались со стихами поэтов старшего поколения. В частности, со стихами Ярослава Смелякова. Вот как у того решалась тема единства биографии современника, биографии лирического героя и биографии страны:
Поэт широкого социального диапазона, стоявший в первом ряду певцов рабочего класса, поэт, не обошедший в своем творчестве и дорогой ее сердцу Магнитки, не мог не возбудить в Татьяничевой устойчивого интереса к своему творчеству. И если Смеляков в стихотворении «Мое поколение», из которого приведено четверостишие, создает величавый, суровый, хотя и трудный для воображения портрет рабочего поколения, начавшего «векам в назиданье — на поле вчерашней войны торжественный день созиданья, строительный праздник страны», то Татьяничева в стихотворении «Наше поколение» (Вот они, переклички!) рисует легко узнаваемый портрет наследников и продолжателей дела, начатого лихими конниками с красными звездами на шлемах. Это вчерашние сорванцы, которые «гоняли босиком в латаных рубахах», которых пытались одолеть голодуха и смерть, но просчитались, не учли характера. А теперь это поколение уже не удержать, оно приняло на плечи ответственность за судьбы страны.
А вот другое стихотворение, в котором духовная перекличка со Смеляковым еще откровеннее.
Смеляков: «Я строил окопы и доты», Татьяничева: «Я рыла доты, строила заводы…», у Смелякова «стоят за спиной, как Башни Терпения, — домны»; у Татьяничевой: «за мною встали, как богатыри», «с народом вместе прожитые годы»…
И урок и вывод на поверхности, да Татьяничева и не прячет, не вуалирует истоков своих творческих привязанностей:
Уроки взаимовлияния — отдельная тема для разговора. А сейчас мне важно лишь подчеркнуть, что Татьяничева училась у Ярослава Смелякова чувству причастности к тому, что ежечасно, ежедневно совершалось в стране, вовлеченной в великий праздник созидания, чтобы, говоря языком Смелякова, звучала «история народа как биография твоя».