У каждого художника свой угол зрения, свое видение человека, характера, частного и типического. У каждого мастера свои приемы обобщения. Познакомившись внимательно с прозой поэтессы, наверняка обнаружишь сюжеты, к которым Татьяничева обращалась не раз. К примеру, сравним новеллу «Тысяча первый вариант» и стихи «Соль удачи», новеллы «Мастер» и стихи «Мастерство». Много схожих интонаций в новелле «Последний барак» и стихах «Сто двенадцатый барак», в новелле «Встреча с юностью» и стихотворении «Первая деталь», в новелле «Комбат» и стихотворении «Дежурная сестра»…
Поэтическая миниатюра в прозе — явление, издавна свойственное русской литературе. Вспомним хотя бы знаменитые стихотворения в прозе И. С. Тургенева. Примеру романиста, любившего этот жанр почтительной и преданной любовью, последовал И. А. Бунин. В наши дни к прозаической миниатюре обращались Константин Паустовский, Михаил Пришвин, Василий Шукшин… Нередко прибегают к этому прошедшему испытания временем жанру Федор Абрамов и Виктор Астафьев, Владимир Солоухин и Юрий Бондарев…{50} Так что Людмиле Татьяничевой было и у кого поучиться, и с кем соперничать.
Искусство прозаической миниатюры родственно искусству стихотворения. Труд писателя, как сравнил однажды Чингиз Айтматов, граничит здесь с искусством гравера: та же трудоемкость, та же экономичность изобразительных средств, та же точность штриха.
Татьяничева в прозе использует минимум эпитетов, минимум метафор, минимум жаргонизмов; отличительные черты ее почерка — простота и доверительность разговора, искренность и самобытность героев, предельная выразительность самой ситуации.
Короткие рассказы Татьяничевой отличает широта диапазона. В них спокойная, рассудительная умудренность и незлобивая ирония; нарождающиеся, непривычные и отживающие, уходящие в небытие приметы жизни; россыпь самых разнообразных людских типов и примечательных поступков, портреты современников и многоцветная панорама жизни. Своим общим звучанием они производят на читателя такое бодрое, светлое и доброе, такое оптимистическое настроение, что их значение для общественного тонуса трудно переоценить.
2. ШКОЛА ПУБЛИЦИСТИКИ
Газеты и журналы охотно заказывали поэтессе очерки, публицистические статьи, и всякий раз ее выступления были одухотворены истинной страстью политического бойца партии, искусного полемиста, глубокого и оригинального мыслителя.
Есть в книге «Живая мозаика», о которой я говорил выше, как о книге новелл, стихотворений в прозе, лирических миниатюр и этюдов о природе, небольшой, меньше двадцати страниц, раздел. Сюда поэтесса отнесла свои магнитогорские дневники и очерки. Здесь взволнованный лирический очерк об одном из выдающихся металлургов страны Алексее Леонтьевиче Шаталине («Линия полета»); здесь упомянутый выше цикл очерков «Три судьбы» — благодарная память о трех магнитогорцах, к тому времени ушедших из жизни: сталеваре Алексее Грязнове («Улица сталевара Грязнова»), о бессменном секретаре партийной организации второго мартеновского цеха Павле Ивановиче Батиеве («Строгость и сердечность»), о первом библиотекаре комбината Софье Моисеевне Константиновской («След на земле»); здесь лирические портреты Героев Социалистического Труда экскаваторщика Сергея Андреевича Соседа («Кусок руды»), мастера мартеновского цеха Анатолия Ивановича Рубанова («Неоконченная страничка»)…
Татьяничева откровенна, не боится испортить о себе впечатление — и добивается достоверности:
«Огромного роста, худощавый, но очень широкий в кости, с доброй смешинкой в темных внимательных глазах, он озадачил меня вопросом:
— У вас, поди уж, и план будущего очерка готов. Надо только факты подобрать для иллюстрации?
Я обиделась.
Павел Иванович заулыбался:
— Что обиделись — это хорошо. Значит, хотите поглубже заглянуть в нашу жизнь. А то ведь всякое бывает. Умудрился же один автор поместить сталевара в доменный цех. Запомнилась мне эта строчка: «Стоит у домны сталевар». А на меня не сердитесь, ладно?
И сказал он эти слова так мягко и сердечно, что все колючки, которые я приготовила для самообороны, исчезли сами собой»{51}.
Это из очерка о Батиеве.