Выбрать главу
С приветом глубоко Вас уважающая
Людмила Татьяничева».

К письму приложены стихи «Магнитогорский ветер», «Весна», «Унылый нрав? Какая клевета!», «Красивыми возлюбленных зовут…», «Детство». Эти стихи, помеченные ноябрем 1940 года, вскоре подвергнутся основательной творческой переработке. Несомненно, она сделана под влиянием хирургически точных замечаний литературного наставника — М. С. Шагинян.

У каждого поэта — свой предел высоты, свой обзор жизненных пространств, своя траектория и дистанция полета. Но каждый проходит свой путь, у каждого на этом пути свои шипы, свои тернии, свои звезды.

На судьбу и мироощущение поэта, как омывающие грозы, как закаливающие горны высокого огня, конечно же, более всего влияют поворотные моменты истории, решающие этапы народных судеб.

Для Татьяничевой тем рубежом, перешагнуть который в старом качестве она уже не могла, явилась война. Всей душой, всей цельной, устремленной натурой она в эти годы общенародного испытания вдруг осознала могучую силу слова, невозможность для себя тратить его, как прежде, торопливо, всуе. В июле 1941 года Людмила Татьяничева вступила в партию.

Оружием слова она, молодой коммунист, должна служить Родине там, куда направит ее партия.

Есть среди стихов той поры становления несколько удивительно точных по своей немногословной образной силе стихотворений: «Письмо» (1942), «В твоих косах степной ковыль», «Город Н.», «Ярославна» (1943), «Когда войдешь ты в комнату мою…» (1944). Не случайно их поэтесса включила в двухтомник избранных стихов (1976).

Вот стихотворение «Город Н.». Оно начинается едва ли не с пейзажной зарисовки. Спокойно, умиротворенно, суховато:

Есть город безымянный на Урале. Он на скале, где беркута гнездо. К нему ползут по сдвоенной спирали Тяжелые улиты поездов…

Эта деловитая сухость готова как будто и вовсе смениться умиротворенностью, идиллией:

Он здесь стоит с неисчислимых лет. Янтарным медом налитые соты, Дома и ночью излучают свет. Преданьями здесь улицы мощены, Брусникой пахнет от сосновых стен…

Но следует отточие, и мирные краски отступают перед суровой правдой военных забот: поезда-улиты везут из горного городка «чугун, железо, месть». Как точно в список продукции, которая нужна фронту, нужна делу обороны, поставлено это слово — месть! Как точно безымянный городок сравнен в финале стихотворения с грозным дзотом!

Урал военных лет был не только кузницей страны, не только воплощением героического рабочего тыла, «опорного края державы», ее «броневым щитом». Он был во многом и литературной Меккой. Как в 30-е годы на Магнитку, чтобы воплотить в романах, повестях образ социалистической индустрии, рождающейся в муках борьбы с технической отсталостью, так в 40-е спецкорами центральных газет и журналов сюда ехали известные стране литераторы, чтобы создать портреты гвардейцев тыла.

В Свердловск приехали работать Ольга Форш, Илья Садофьев, Мариэтта Шагинян, в Пермь — Юрий Тынянов и Вера Панова, в Миасс — Федор Панферов и Антонина Коптяева…

Опорой и поддержкой крепнущему таланту Людмилы Татьяничевой было само присутствие М. С. Шагинян на Урале.

Привязанность к своему литературному наставнику была столь велика, что в 1942—1943 годы в Свердловск, на гостиничный номер («Урал», № 155), ушло множество писем, газетных вырезок со стихами. Привожу одно из таких писем, помеченное 27 ноября 1942 года.

«Дорогая моя Мариэтта Сергеевна!

Только-только обрела дар речи. Целый месяц болел мой сынишка, и я не знала покоя от хлопот и тревоги.

У него мучительная трудноизлечимая болезнь с мудреным названием хрониосепсис. Весь в нарывах, в ползучих язвах, которые болят нестерпимо.

Сейчас ко мне прибыло подкрепление в лице тетки. Я, кажется, снова смогу взяться за работу. Хочется заняться стихами всерьез, основательно.

Присланное Вами письмо фронтовика будет помещено в заводской газете. Оно подготовлено к печати и терпеливо ждет своей очереди…

Послала Вам целый ворох № газеты «МР» («Магнитогорский рабочий», — Л. Х.). Если она Вас заинтересует, можно будет высылать постоянно.