Мы прощаемся, и я заканчиваю разговор.
— Какой-то идиот, да? — Гаррет приподнимает бровь.
— Да, я все пыталась сказать ему, чтобы он притормозил, но… — За юмором легко спрятаться, когда все висит в воздухе, когда у нас нет времени на трудный разговор о том, что будет с нами дальше.
Повреждение автомобиля выглядит в основном косметическим, и поездка обратно в отель мучительна, хотя и без происшествий. Пока мы едем, я украдкой поглядываю на Гарретта, только чтобы поймать, как он украдкой поглядывает на меня.
У меня кружится голова. Тупая на всю голову, прыгающая вверх-вниз, легкомысленная болельщица на амфетаминах.
Любовь.
Он использовал слово «любовь».
Я влюбляюсь в тебя.
Я так боялась сказать ему о своих чувствах, так боялась прогнать его, а потом просто выпалила это и все это в самый неподходящий момент. Его вопрос сказал все. Сейчас? Ты собираешься начать этот разговор сейчас. По-твоему, это лучшее время, чтобы поговорить о… о чувствах?
У него и без меня было достаточно забот, и я была уверена, что потеряла его навсегда. Но нет.
Мы здесь. Вместе.
Что бы это ни значило.
Как мы можем быть вместе, когда живем так далеко друг от друга?
Позже. Мы зададим эти вопросы позже.
Прямо сейчас на карту поставлено гораздо больше. Бизнес моей семьи. Репутация Гарретта.
Наше будущее зависит от того, что произойдет дальше, и оно маячит, как тень, когда мы въезжаем автостоянку отеля.
ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ
Мы с Гарреттом паркуемся у Хижины и мчимся к крыльцу, стряхивая дождь с волос, прежде чем войти в дверь. Джордан с папой и дядей Уайаттом, стоят возле офиса. Его глаза сужаются, когда он видит Гарретта. Я дарю ему свою лучшую улыбку «пошел ты очень сильно», в то время как лицо папы меняется с приятного на готовое убить кого-нибудь, когда он видит меня.
— Ты сказала, что не пострадала. — Он пересекает комнату тремя большими шагами и берет мое лицо в ладони, осматривая порез над глазом. — И ты промокла насквозь. Тереза! — Он поворачивается, лает на нашу секретаршу. — Позвони в горничную, чтобы принесли полотенца для Ангела и мистера Купера. Одеяла тоже.
Ее испуганное лицо высовывается из кабинета.
— Да, мистер Хаттон, — говорит она, прежде чем умчаться.
Папа поворачивается к Гарретту, и я знаю этот блеск в его глазах. Тот, который говорит, что он решил, кого убьет, и это тот идиот, который ехал слишком быстро под дождем.
— Это выглядит хуже, чем есть на самом деле. — Я провожу рукой по порезу, бросая на отца взгляд, который, я надеюсь, он понимает. Предупреждение о том, что все будет неровно, но следует пристегнуться и наслаждаться поездкой, потому что на этот раз я знаю, что делаю.
Папа приподнимает бровь и качает головой.
— Мне придется поверить тебе на слово, — говорит он с тяжелым подтекстом какого черта происходит, Анджела?
Я встречаюсь взглядом с отцом.
Доверься мне, говорит наклон моей головы, изгиб моего лба.
Он сердито смотрит, совершенно непостижимый морской пехотинец, в то время как Тереза возвращается с охапкой полотенец и одеял, передавая их с потрясенным выражением лица.
— Помнишь то время, когда мне было семнадцать или восемнадцать? — Говорю я папе, принимая полотенце и вытирая лицо, волосы. — И тебе было трудно меня отпустить? Я хотела потусоваться с друзьями, но ты занимался своими чрезмерно заботливыми отцовскими штучками.
Папа кивает, внимательно слушая, как будто прогулка по переулку памяти совершенно нормальна в этот момент. Я могла бы обнять его за то, что он так хорошо меня понимает.
Осторожно с моим пульсирующим лбом, я вытираю лицо.
— И я усадила тебя и сказала, что пришло время поверить мне. Что я заслуживаю большего доверия, чем ты мне оказываешь. Помнишь?
— Кажется, я помню день, о котором ты говоришь.
— Ты помнишь, что я сказала? Прямо перед тем, как я ушла? — Я смотрю в глаза своему отцу и молюсь, чтобы он улавливаю все, что я не говорю.
— Как я мог забыть? — Папа поворачивается к Уайатту и Джордану, качая головой и слегка смеясь. — Моя семнадцатилетняя дочь посмотрела мне в глаза и сказала: «Semper fi, папочка», затем вышла за дверь, как самая большая задира, которую я когда-либо видел.
Semper fidelis. Девиз Корпуса морской пехоты. Всегда верный.
— И все обернулось хорошо, не так ли? — Я заканчиваю вытираться и заворачиваюсь в одеяло вокруг своих плечей, в то время как мужчины посмеиваются над мыслью о том, что я, семнадцатилетняя, противостою Лукасу Хаттону.