Он отвлёкся на какое-то подёргивание в поясной сумке. Сначала не сообразил, а потом догадался: «пудреница» даёт знать о сообщении.
— Подожди-ка, — сказал он и извлёк вещицу. Кёна с удивлением воззрилась на этот откровенно дамский предмет. Открыв крышку, Халлек рассмотрел на верхней пластинке несколько строчек, сложившихся во фразу из обрубленных слов:
«При 1 возм исп мон Мар для разв Вост Ок на шир от гр Тар на юг и как мож дал на вост».
— Ух ты, работает, — восхищённо воскликнул он.
— Что это?
— Выпросил у знакомой, для дела. Средство связи на любые расстояния. Ну, мы как раз туда примерно и движемся.
— Куда?
Халлек показал Кёне топорный текст. Она хмыкнула.
— Забавный способ, но удобно. «Как можно дальше», если я правильно понимаю.
— Ага. Над океаном я ещё не летал. А что там дальше, и правда?
Кёна с сожалением покачала головой.
— Увы, я «Та, кто может», но не та, кто всё знает.
— Кстати, ты говорила, что здесь опасные места. Но я не заметил ничего опаснее этих… театров теней.
— Пешком почти везде можно пройти. Мы уже почти вышли, можешь попробовать взлететь и сам увидишь.
Халлек покосился на неё и подумал: не посмотришь, не узнаешь. Через пару минут в небо поднялся чёрный дракон. Сначала всё шло привычно — горизонт распахнулся во все стороны, любой предмет в пределах видимости можно было рассмотреть лишь только пожелав, но в какой-то момент перед Халлеком как будто раскололось на сотни осколков гигантское зеркало. Облако могло исказиться, исчезнуть и потом выползти там, где ещё мгновение назад было дерево, травянистые холмы стали похожи на поломанную и собранную наугад шахматную доску. Едва не проблевавшись от такого прямо на лету, он закрыл глаза и пошёл на посадку. Когда под крыльями от близости земли сгустился воздух, он вытянул лапы и тяжело шмякнулся. Промах получился небольшой, в пару шагов. В человеческом облике его всё-таки стошнило.
— Теперь понятно, — сказал Халлек, умываясь из фляги и фыркая. — Интересно, из-за чего это?
— Последствия той самой войны, в которой пал Хенлит. Искажение пространства, когда его небольшие участки произвольно перемешиваются. До сих пор не рассеялось окончательно, но если идти по земле, уже никак не мешает.
Халлек покачал головой. Мир не переставал его удивлять, и он старательно запоминал такие мгновения.
— Когда можно будет лететь? И, кстати, далеко ещё до океана?
— Завтра утром, если сегодня остановимся к сумеркам. И потом день лёта примерно.
— Тогда завтра начнём забирать южнее, в сторону Тарума, чтобы потом крюк не делать, — Халлек подхватил вещмешок. — Ну, идём.
Дома море выглядело совсем иначе. Цвет, запах воды, характер ветра и волн, всё было совершенно другим. Невеликого опыта Халлека хватало понять: эти пологие протяжённые валы катятся настолько издалека, что и представить сложно. Они с Кёной стояли на высоком обрывистом берегу. Солёный ветер обдувал их лица. Волны одна за другой неторопливо исчезали под ногами, а потом доносились глухие удары. По правую руку, миль через сто, начинался Тарум. Точнее не смогли бы сказать даже сусасские чиновники, так как границу в этих краях никто никогда не проводил и налогов не собирал, ибо не с кого. Ближайшие поселения лежали в десяти днях пешего пути и представляли собой нищие рыбацкие деревеньки.
Халлек показал на цепочку лесистых холмов чуть в стороне. Там виднелась нитка ручья, петлявшего к океану.
— За день я могу преодолеть семь-восемь сотен миль, если выкладываться. Предлагаю устроиться там и сначала сделать разведочные вылеты. Вода, дрова, можно приличный лагерь разбить и отдохнуть.
Кёна кивнула:
— Согласна. А ты молодец, здорово что мы встретились. Одна я сюда ещё месяца два бы добиралась. Но ты ведь не оборотень, откуда у тебя умение принимать такой облик?
— Это дар, — не углубляясь в подробности, сказал Халлек. — А в сильной ярости я могу становиться медведем, принимать образ духа моего клана. Так что в какой-то мере я оборотень.
— Интересный вы народ, надо поближе познакомиться.
Нордхеймец хмыкнул и впервые за последние дни улыбнулся.
— Скучно тебе точно не будет.
Когда они соорудили просторный шалаш с подстилкой, отмылись в ручье и поужинали, Халлек достал «пудреницу», отыскал какой-то клок бумаги и, нацарапав при свете костра «Приступаю», вложил записку между пластинками и закрыл створку. Штуковина слегка вздрогнула. Когда он из любопытства открыл её, наружу высыпалась тончайшая бумажная пыль. Сидевшая рядом Кёна чихнула и по самые брови закуталась в одеяло.