Содержание:
СУДЬБА ФИЛОСОФА В ИНТЕРЬЕРЕ ЭПОХИ.
ЧАСТЬ I.
МЕТОДОЛОГИЯ
Научно-техническая революция и философия.
Предмет и цели изучения истории философии.
Проблема доказательности в историко-философском исследовании.
Язык и предмет истории философии.
Язык и мировоззрение.
Эффекты ретроспективы.
Социология познания и "начало" философии.
Историко-философское исследование и социология познания.
ЧАСТЬ II.
СРЕДНЕВЕКОВАЯ И НОВАЯ ФИЛОСОФИЯ
Дискуссии теологов и разработка категории объективного бытия.
Как создавали науку?.
Перед "книгой природы"
(духовные леса и предпосылки научной революции XVII века.
Кант и специфика философского знания.
Кант - свобода, история, наука.
Диалектика Гегеля и феномен "научного поступательного движения".
Логический фетишизм Гегеля и проблема социальной ответственности.
Гегель и современный кризис в гносеологии.
ЧАСТЬ III
БЫТИЕ И ЗНАНИЕ
Бытие.
Проблема знания в истории философии.
Типология знания.
Судьба философа в интерьере эпохи
ЧАСТЬ I МЕТОДОЛОГИЯ
НАУЧНО-ТЕХНИЧЕСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ И ФИЛОСОФИЯ
Влияние науки на философию и отношение науки к философии исследовались многократно; по существу, вся история философии нового времени отмечена печатью научности - попытками понять науку, философски санкционировать то, что Энгельс называл "научной формой познания природы" (1, с. 599), тем или иным способом объединить науку и философию в тождество-противоречие, в рамках которого наука стала бы философской, "сознающей себя наукой", а философия - научной философией, способной в своей предметной области дать человечеству столь же надежное с гарантией на безотказную применимость знание, как и наука. Вершиной и классическим завершением этих умонастроений была и остается система Гегеля с ее сквозным тождеством-противоречием мысли и бытия, субъекта и объекта.
В триединстве мыслящего, действующего и познаваемого наука у Гегеля приглашена на должность предметного фиксатора рефлексии, оставляющего следы зеркала: "Предмет для себя есть лишь для нас, поскольку его духовное содержание порождено им самим; поскольку же он и для самого себя есть для себя, то это самопорождение, чистое понятие, есть в то же время для него предметная стихия, в которой он имеет свое наличное бытие; и таким образом предмет в своем наличном бытии есть для самого себя предмет, рефлектированный в себя. Дух, который знает себя в таком развитии как духа, есть наука. Она есть его действительность и царство, которое он создает себе в своей собственной стихии" (2, с. 13).
Благородство и основательность решения, в котором наука - система положительного знания - становится и продуктом творческих исканий мятежного духа познания, и предметом постоянной неудовлетворенности духа достигнутым - отрицанием конечности процесса познания, - и опорой для новых исканий, обеспечили гегелевской системе непреходящую любовь приверженцев и должный пиетет противников. На поверку всегда оказывалось, что любые перестройки, переделки, переворачивания, критические истолкования и подходы не затрагивают ключевого отношения гегелевской системы: познание совершается в научной форме, научное знание - высший тип знания, по отношению к которому все остальные, в том числе и философский, лишь несовершенные и стремящиеся к научному совершенству типы. Словом, как писал Гегель: "Истинной формой, в которой существует истина, может быть лишь научная система ее. Моим намерением было способствовать приближению философии к форме науки - к той цели, достигнув которой она могла бы отказаться от своего имени любви к знанию и быть действительным знанием... Показать, что настало время для возведения философии в ранг науки, было бы поэтому единственно истинным оправданием попыток, преследующих эту цель, потому что оно доказывало бы необходимость цели, больше того, оно вместе с тем и осуществляло бы ее" (2, с. 3).
И хотя с возведением философии в ранг науки дело обстоит как со Вторым пришествием и соответствующие попытки все чаще приобретают склочный оттенок борьбы полыхаевского "Геркулеса" за право сидеть на насиженном, но, увы, не на своем месте, теория познания - основа предмета философии - со времен Гегеля мыслится как теория научного познания, с теми или иными оговорками и поправками приводится к форме движения или даже самодвижения содержательной логики, то есть процесс философского самосознания, в какой-то степени и предметного самообнаружения философии, идет хотя и "своим" путем, но нацелен в конечном счете на науку, на "научное поступательное движение".
Упрекая Спинозу, Вольфа и других за обращение к математике и подмену предмета, Гегель писал: "До сих пор философия не нашла своего метода. Она смотрела с завистью на систематическое сооружение математики и, как мы сказали, пробовала заимствовать у нее ее метод или обходилась методом тех наук, которые представляют собою лишь смесь данного материала, опытных положений и мыслей, или, наконец, выходила из затруднений тем, что грубо отбрасывала всякий метод. Но раскрытие того, что единственно только и может служить истинным методом философской науки, составляет предмет самой логики, ибо метод есть сознание о форме внутреннего самодвижения ее содержания" (3, с. 32-33). Гегель тут же уточняет принадлежность этого движения к науке, указывая на отрицание отрицания как на механизм преемственности такого движения: "Так как получающееся в качестве результата отрицание есть определенное отрицание, то оно имеет некоторое содержание. Оно есть новое понятие, но более высокое, более богатое понятие, чем предыдущее, ибо оно обогатилось его отрицанием или противоположностью; оно, стало быть, содержит в себе старое понятие, но содержит в себе более чем только это понятие, и есть единство его и его противоположности. Таким путем должна вообще образоваться система понятий - и в неудержимом, чистом, ничего не принимающим в себя извне движении получить свое завершение" (там же).
Мы напоминаем эти азы философских представлений о науке и о соотнесенности предмета философии (или существенной стороны этого предмета) с движением научного знания вовсе не для незамедлительного их показа под формой несостоятельности, ограниченности или беспредметности в новых условиях. Напоминание об этих обжитых философией истинах: наука - показатель успехов человеческого познания; наука - высшая форма познания; движение научного знания - предмет истории и теории познания, - нужно нам как исходный момент анализа того нового, что вносит научно-техническая революция в философскую проблематику.
Если попытаться дать общую характеристику сдвига и выделить возникающую под давлением научно-технической революции тенденцию смещения философского интереса, то в первом приближении достаточно будет указать на социализацию философской проблематики и на прогрессирующее типологическое различение в рамках социума двух сфер: общения и поведения со своими особыми структурами, механизмами и связями. Внешне это выглядит и часто критически анализируется как возрождение дуализма, возвращение к решенным, казалось бы, историей вопросам вроде роли и места "порождающих причин", познавательных тупиков Юма, антиномий Канта, но в лесах этого чисто внешнего попятного движения угадываются уже и контуры будущей постройки: над социально организованным поведением - репродуктивным скелетом определенности общества как "социума сотворенного", надстраиваются (или пристраиваются) хоромы общения - "социума творящего", ответственного за состояние, движение и обновление репродуктивной основы жизни общества.
Особенность этого процесса перестройки, использующего и строительный материал прошлого (проблема "творения", "сотворенности"), состоит в том, что за малыми исключениями (неотомизм, например) этот процесс идет, с одной стороны, почти без теологических включений - на правах единственного и неустранимого источника творчества привлекается смертный мыслящий индивид, - а с другой, с обязательной опорой на социальное опосредование (социализация, национализация, запись) как на способ отчуждения продуктов познавательной деятельности индивидов и даже их имен ("эпонимическая характеристика") в социальное достояние, в вечные социальные ценности. Социальное опосредование, не устраняя самостоятельность гносеологической проблематики, вводит в нее третий предельно широкий и вместе с тем достаточно определенный момент - социальную оформленность познания ("культура"), - то есть требует, скажем, не только объективной истинности, но и анализа социальной значимости познания, включенности его в данный исторический тип хранения, обновления и накопления социально необходимых знаний и репродуктивных схем, что в значительной мере трансформирует структуру, основные категории и понятия традиционной гносеологии, выделяя на правах внеисторического инварианта социальное знание, которое может быть получено и социализировано множеством способов, в частности и научным.