Старая толстая негритянка в засаленном фартуке брела, пошатываясь, навстречу Турчанинову. Она то ломала руки, то закрывала ими темное, губастое, залитое слезами лицо и стонала:
— О боже, масса Линкам убит! О боже, отец Авраам убит!
ВЫСТРЕЛ В ЛОЖЕ
Накануне, вечером 14 апреля, в театре Форда в Вашингтоне шла веселая комедия «Наш американский кузен» с участием известной Лоры Кин. Спектакль давно уже начался, когда к служебному входу в театр подскакал всадник в белой шляпе и в сапогах со шпорами, осадив коня так, что булыжник брызнул из-под копыт золотыми искрами.
— Хелло, Спанглер! — окликнул он, слезая с седла, театрального плотника, который вышел на улицу покурить. — Подержи коня, дружище. Я сейчас вернусь.
Плотник взялся за повод. Человек в белой шляпе вошел в театр, где все входы-выходы были прекрасно ему известны. Никто не видел, как он шмыгнул, точно крыса, в темный проход под сценой, пронырнул по нему, затем, стряхивая пыль с одежды, выскочил через запасной выход в глухой, безлюдный переулок и, завернув за угол, теперь уже спокойно подошел к главному входу. Шипящие газовые фонари освещали белый трехэтажный фасад театра, как бы приклеенный к основному зданию. У подъезда стоял открытый экипаж президента, расхаживали полисмены, оттесняя толпу зрителей. В редкие свободные вечера Линкольн посещал театр, вот и сегодня приехал. Дожидаясь, когда президент выйдет по окончании спектакля, собравшиеся зеваки глазели на богатую упряжку из четырех белых лошадей, на важного кучера с высоким, воткнутым в сиденье бичом, на лакея в цилиндре, который сидел рядом с ним, высокомерно сложив на груди руки. Человек со шпорами поглядел из-под полей белой шляпы, слегка оскалил острые, крысиные зубы. Ждите, ждите...
— Неужели, Бэкингам, вы потребуете у меня билет? — с улыбкой спросил он стоявшего у входа билетера.
— О, пожалуйста, мистер Бутс! Вы запоздали, спектакль давно начался...
По безлюдным лестницам и пустынным коридорам, куда выходят двери лож, он направляется к президентской ложе. В тишине слабо позвякивают шпоры. О, каждый шаг, каждое движенье заранее продуманы! Человеку со шпорами известно, что в ложу ведут две двери: одна — входная, вторая, которой почти не пользуются, открывается в узкий коридорчик, из которого, через другую дверь, можно попасть на балкон, в зрительный зал. Сейчас в коридорчике, у одной из замыкающих его дверей, находится дежурный полицейский офицер, охраняющий президента.
Заглянув на балкон, человек со шпорами видит там охранника: вышел из своего коридорчика, заинтересовавшись пьесой, и смотрит на сцену. Это уже хорошо. Подождем, пока он совсем уйдет, хотя бы на несколько минут. Этих пяти-шести минут вполне достаточно...
Стараясь подавить волненье, человек со шпорами порывистыми шагами ходит по пустынному коридору взад-вперед. Из зрительного зала время от времени неясным гулом доносятся взрывы смеха. Вот он, решающий вечер, настал наконец! Сколько месяцев пришлось потратить на то, чтобы изучить образ жизни и обычаи президента, в особенности его привычки театрала!
Сегодня утром, заглянув, как всегда, в театр узнать, нет ли писем, человек в белой шляпе увидел посыльного из Белого дома, который договаривался с администратором о том, чтобы президентская ложа вечером была свободна — Эйби приедет смотреть спектакль. Значит, сегодня! За два часа до того, как поднялся занавес, человек со шпорами пришел в пустой, безлюдный еще театр. Под полой был спрятан коловорот. Он провертел коловоротом дырочку в двери, ведущей из узкого коридорчика в президентскую ложу, — наблюдать, что делается в ложе. Этого мало, нужно было обезопасить себя с тыла, чтобы в решающую минуту никто не помешал. У двери, выходящей на балкон, в стенах коридорчика, человек со шпорами выдолбил в штукатурке два углубления — заложить дверь изнутри железным прутом. Все было готово, теперь оставалось лишь дожидаться подходящего момента. И вот, наконец, он подоспел, этот момент.
Охраннику, похоже, надоело смотреть представление, он вышел в коридор и направился в буфет пропустить от скуки стаканчик-другой. Проходя мимо человека со шпорами, молча подмигнул ему всей щекой и пошел дальше не оглядываясь. Все в порядке. Вход в президентскую ложу открыт. Молодчина Паркер!
Впрочем, не в Паркере дело. Этот забулдыга полицейский только выполняет полученное откуда-то сверху приказанье. Хо‑хо, далеко ведут нити от Паркера! Далеко и высоко...
Человек входит в пустой коридорчик, вытащив из-за голенища железный прут, закладывает им изнутри первую дверь (никто теперь сзади не войдет), стараясь не звякнуть шпорами, подкрадывается ко второй двери и припадает глазом к просверленной дырочке.
В полумраке просторной, с небольшой софой и дополнительными креслами, ложи сидят лицом к сцене четыре человека — президент, какой-то офицер и две дамы. Рядом с безвкусно разряженной миссис Линкольн — молоденькая блондинка в белом кисейном платье. Обе женщины в бальных лайковых перчатках до локтей, обмахиваются веерами. На фоне ярко освещенной рампы отчетливы мужские затылки и пышные дамские прически.
Положив длинные руки на подлокотники, президент слегка покачивается в мягком кресле-качалке. Ложа, первая во втором ярусе, примыкает к сцене, и отсюда видны — несколько сбоку — не только актеры на подмостках, но и те, что стоят за дальними кулисами. Первые ряды партера также видны: крахмальные манишки, роскошные бальные туалеты, веера, синие мундиры с золотыми пуговицами.
Линкольна с супругой сопровождал нынче майор Рэтбоун, пригласивший в театр и свою невесту. Странное дело — в этот день президент, обычно с удовольствием бывавший в театре, где находил душевный отдых, сказал своему охраннику Круку: «Газеты разрекламировали, что я там буду, и я не желаю обмануть ожидания публики. Иначе я не пошел бы: мне не хочется идти туда».
Убийца стоит за дверью. Он не раз видел пьесу и знает, что скоро на сцене останется только один актер, а за кулисами будут стоять, дожидаясь выхода, женщина и мальчик. Сейчас выйдут две дамы — выход их всегда сопровождается гулом смеха в зале, и этот гул заглушит шум в ложе. Пора! Правой рукой человек со шпорами вынимает из жилетного кармашка маленький однозарядный пистолет, в левую берет обнаженный кинжал. Для одного пуля, для другого клинок, бабы не в счет. Припав к дырке, в последний раз смотрит на чуть покачивающийся в кресле-качалке темный, густоволосый затылок. Со сцены прозвучала чья-то забавная реплика, опять гул смеха, все в ложе смеются, все смотрят на яркие огни рампы. Больше ты не будешь смеяться, длинная обезьяна, грязный анекдотчик, старый подлец, монстр, тиран, узурпатор!
Нажав на ручку, бесшумно открывает он дверь в ложу, делает шаг, прицеливается в затылок ничего не подозревающего Линкольна и спускает курок.
Оглушенный внезапным выстрелом над ухом, майор Рэтбоун вскакивает со стула. Он слышит отчаянный женский крик, видит, что президент, грузно обвиснув, завалился набок, на плечо жены, и она, обхватив его руками и продолжая кричать на одной высокой ноте, с трудом удерживает большое, тяжелое тело. Видит также позади, сквозь синеватый пороховой дым, темный силуэт невысокого мужчины в освещенном четырехугольнике открытой двери. В следующий миг, занеся нож, неизвестный прыгает на майора. Он целит Рэтбоуну в сердце, но тот успевает заслониться поднятой рукой. Убийца вскакивает на борт ложи, однако раненный в руку майор хватает его сзади. Неизвестный вторично ударяет офицера ножом, прыгает с высоты на сцену и падает на пол, зацепившись шпорой за широкий звездно-полосатый флаг, которым задрапирована президентская ложа. Но нет, тут же вскакивает на ноги и кричит на весь театр: «Так погибают тираны! Юг отомщен!» Затем сотни зрителей видят, как маленькая, гибкая, проворная фигурка с ножом в руке, прихрамывая и одичало озираясь, большими прыжками пересекает сцену, чтобы навсегда сгинуть за кулисами.