Вокруг неё засуетились дочки и Сонюшка.
— А что с ним, с Давидчиком, не расшибся он, когда прыгал-то? — спросила, хмуря брови, Прасковья Николаевна.
— Да ничего с ним не сделалось. Жив-здоров. Даже тётку Ефросинию так за руку укусил, что она кричала как оглашённая, — сиплым баском ответил мальчишка.
— Вот тебе, Серёженька, — протянула пряник Ахвердова солдатскому сыну, а заодно и дала гривенник.
В конце дорожки появился мокрый и злой чёрненький мальчишка. Он громко ругался, поворачиваясь назад, и грозил кому-то своим кулачком:
— Ты, Ефросиния, куриные мозги, ещё поплатишься за своё самоуправство! Это оскорбление всего грузинского дворянства… А ты что тут делаешь? — набросился он на Серёжку. — Уже наябедничал?
— Давидчик, живой? — кинулась к нему пришедшая в себя княжна Саломе, обнимая его и целуя. — Горе ты моё. Мокрый-то весь. Ты и вправду с моста прыгнул? Наверно, спихнули тебя с него эти базарные босяки. Я ведь сколько раз тебе твердила, не ходи ты на ту сторону, да и вообще теперь из сада чтоб ни ногой! Ведь кончится тем, что тебя или кинжалом пырнут, или в мешок засунут — и в горы! Ну почему ты такой непослушный у меня?
Она снова заплакала.
— Никто меня с моста не спихивал, — обиделся Давидчик, — я сам прыгнул на спор. До меня никто этого не делал. Там знаешь по дну какие каменья несутся, просто жуть! — гордо закончил юный герой.
— Как? Сам, говоришь?! — вскрикнула его мать в сердцах. Слёзы высохли в её больших карих глазах. — Ах ты паразит этакий! А ты обо мне, о папеньке или о сестрёнках своих подумал, перед тем как бросаться в этот водоворот? Что с нами будет, ты подумал, когда тебя мёртвого у нас на стол положат? Ах ты паразит, ирод ты мой. — Мамаша влепила ему подзатыльник. — Прасковья, выпори ты этого бесёнка, я бы хотела это сделать, да сил у меня нету.
— Опять пороть? За одно преступление дважды не наказывают, — взвыл возмущённый нарушением элементарных юридических норм Давидчик, вырвался из слабых рук матери и кинулся по дорожке в глубь сада.
— Лови его, лови! — крикнула слугам зычным голосом Прасковья Николаевна и громко захохотала.
Но то ли маленький Давид был таким юрким, то ли слуги только для вида расставляли руки, но мальчишка пронёсся как вихрь мимо них и скрылся в саду. Все сидящие в беседке рассмеялись.
— Залезет сейчас наш мокрый юный герой на голубятню и будет жаловаться своим воркующим любимцам на свою злую судьбу, — проговорил полковник Муравьёв, поднимаясь со скамейки. — Отдохнул маленько, пора и честь знать — бумаг в штабе столько накопилось, что ещё работать и работать, тем более что скоро в поход выступаем. — И он, наклонившись, поцеловал жену в щёку, поклонился всем и пошёл уверенной, упругой походкой по дорожке сада.
— Да, повезло тебе, Сонюшка, — проговорила, усаживаясь на скамью, Прасковья Николаевна своей падчерице. — Хороший тебе, дочка, муж достался: и человек серьёзный, не финтифлюшка какая-нибудь, и бравый молодец.
— «И метит в генералы», — подмигнула, звонко рассмеявшись, сидящая рядом Нина Чавчавадзе. Она знала совсем недавно написанную Грибоедовым комедию «Горе от ума» наизусть.
— И это тоже неплохо, — улыбнулась Ахвердова.
— Кстати, Александр Сергеевич Грибоедов должен скоро пожаловать, — заметила Соня, игриво поглядывая на свою подругу Нину. — Что-то ему уж больно нравится музыкой заниматься с нашей звездой Востока.
Нина вспыхнула, показала язык подруге и побежала по саду. За ней, смеясь, кинулась и Соня.
— Эх, замужняя уже женщина, а прыгает, как девчонка, — покачала головой Прасковья Николаевна, делая вид, что сердится.
— Ещё остепенится, — проговорила княжна Саломе, ласково и немного грустно улыбаясь. — Я ведь тоже, когда за Александра замуж вышла, порой тайком ещё со своими куклами играла. Пока молодые, пускай повеселятся. А вот за Давидчиком нужно получше приглядывать, а то он и себя и нас — всех в могилу сведёт. Как представлю, что он с моста в Куру прыгает, так у меня мурашки по коже и голова кружиться начинает. — Она достала дрожащими руками откуда-то нюхательную соль и открыла флакон.
А из сада раздавались звонкие крики детей и громкое весеннее пение птиц. Во всём же изнывающем от жары городке — ни движения. Только трепещут на лёгком ветерке, дующем с гор, листья высоких тополей-раин и высоко в небе над плоскими крышами кружит горный орёл, словно высматривающий чего-то. Вот он снизился и стремительно пронёсся над брустверами, высившимися у Куры. Послышался орлиный клёкот. Ему же в ответ раздавалось добродушное похрапывание часовых, прислонившихся в тенёчке к лафетам пушек и умело использующих длинные ружья для упора. Издали можно было подумать, что бравые вояки просто задумались, глядя на просторы Востока, расстилавшиеся перед ними.