— Раз уж речь зашла о русских пословицах, то, я думаю, одну из них вам будет небесполезно почаще вспоминать: заставь дурака Богу молиться — он и лоб расшибёт! — Александра Фёдоровна резко повернулась и пошла к павильону, тяжело ступая по дорожке.
За ней устремилась и её свита в разноцветных платьях и шляпках. Полковник же вынул большой, сильно надушенный платок и, покряхтывая, вытер обильный пот со лба.
— Эх, когда паны дерутся, у холопов чубы трещат! — со вздохом сказал он. — И угораздило же меня попасть между двух огней!
3
В павильоне уже всё было готово к вечернему чаепитию. Приехал и государь император.
— Николя, — обратилась к нему Александра Фёдоровна, — мне нужно с тобой поговорить.
— Я весь в твоём распоряжении, — учтиво склонился Николай Павлович и повёл супругу в павильон.
По выражению её лица он понял, что она сильно не в духе.
«И какая муха её укусила? — беспокойно подумал император. — Может быть, ей уже донесли про эту крошку из Смольного? Но ведь дело благополучно замяли, выдали её замуж… Чего из мухи слона-то делать?»
Они зашли в просторную комнату, обставленную мягкой мебелью, обитой алым бархатом. Царь дал команду лакею пошире распахнуть шторы.
— Не надо, — простонала императрица, — у меня мигрень, и яркий солнечный свет мне просто невыносим.
Николай Павлович вздохнул.
«Ну, началось, — пронеслось в его уже плешивой голове, — если с мигрени начинает, значит, держись! И как она про эту смолянку пронюхала?»
— Николя, ты что, не понимаешь, какая сложная обстановка сейчас складывается в России и в Европе?
— А что? — насторожился император. «Эк она как издалека заходит», — подумал набедокуривший муж. — Ты что, получила письмо от сестры?
У императрицы была сестра, герцогиня Мекленбургская, которая часто писала о том, что думают и говорят при дворах в Германии и вообще в Европе о действиях нового русского царя.
— Да, получила, но не в нём сейчас дело. Ты отлично знаешь, что в связи с восточными нашими делами (началась война с Персией и назревала с Турцией) в Европе очень чутко реагируют на то, что у нас творится. Англичане и французы к нам всё более враждебны. Австрийцы тоже не в восторге от твоей политики. И вот на таком фоне ты сам им всем даёшь повод науськать на нас всю свою прессу.
— Какой повод, дорогая? — спросил, посматривая подозрительно бесцветными оловянными глазами, император. «Неужели какой-то писака за границей тиснул статейку о моих похождениях в Институте благородных девиц?» — вновь пронеслось у него в голове. Николай Павлович слегка покраснел.
Александра Фёдоровна заметила это.
— Господи, Николя, я не имею в виду твои пакости с девицами. Это мой крест, и я буду его нести до конца, хотя тебе и над этим подумать надо. Ты ведь император и вести должен себя соответственно. Но сейчас разговор о другом.
У Николая Павловича отлегло от сердца. На его лице появилась улыбка. Он склонился к жене и поцеловал её белоснежную ухоженную руку, пахнущую изысканными духами.
— Так о чём же речь-то, я никак не пойму? — весело спросил он.
— А речь о том молодом поэте, Андрее Полетаеве, который ждёт тебя в жандармской карете у чёрного входа.
— Доставили уже, — хмыкнул император. — А с какого боку тебя волнует этот виршеплёт? — Он откинулся в кресле и посмотрел на супругу подозрительным взглядом.
— Остановись, Николя! Нельзя же так начинать царствовать. Ты что же, всех, на кого донесут какие-нибудь завистники или просто негодяи, хочешь пересажать в тюрьмы, сослать на каторги и в ссылки? — спросила прямо в лоб Александра Фёдоровна.
— Не знал, что ты стала такой либералкой! — недовольно проговорил император и закинул ногу на ногу. Ярко блеснули в свете вечерней зари его начищенные сапоги.
— Да ты кого угодно либералом сделаешь! Разве можно так начинать царствовать? Подумай об общественном мнении! — вспыхнула его супруга. — За невинные стихи даёшь команду арестовать известного поэта и, я вижу по тебе, намереваешься сослать его в Сибирь.
— А что с ним прикажешь делать? Орден ему за его безнравственность дать?
— Не тебе бы печься о нравственности. Весь Петербург отлично знает о твоих гадких похождениях в театральном училище и в Смольном. Если выдал Матвееву замуж за провинциального дурака и разорившегося негодяя, даже не выдал, а всучил вместе с деньгами и поместьем, то, думаешь, всё шито-крыто? И это что, в первый раз? А с фрейлинами ты что вытворяешь? Стоит только показаться при дворе молоденькой хорошенькой девичьей мордашке, как ты сразу же тащишь её к себе в постель, а потом она идёт по рукам твоих дружков, забулдыг вроде Алексея Орлова! После всей этой грязи, содеянной тобой, ты ещё, с невинным видом закатывая глаза, печёшься о нравственности подрастающего поколения!