Вскоре «неуступчивого» Муравьёва отправили в передовой пятитысячный отряд генерала Эрнстова, выдвинутый вперёд по Тавризской дороге. Начальником штаба корпуса был назначен генерал Сухтелен, а его заместителя Николая Николаевича удалили с глаз долой, подальше от раздражённого Паскевича с твёрдым предписанием: не инициативничать, а строго придерживаться приказов главнокомандующего. Прибыв в авангард, Муравьёв фактически взял там власть в свои руки и разработал операцию, в необходимости которой он убедил старого генерала Эрнстова, номинально возглавлявшего передовой отряд. Суть муравьевского плана заключалась в том, чтобы стремительным броском захватить Тебриз. Аббас-мирза неосторожно оставил его почти без прикрытия, уведя все свои войска к Эривани, откуда фланговым манёвром он угрожал отрезать русские войска от связи с их операционной базой — Тифлисом. Паскевич, обеспокоенный происками персов у себя в тылу, повернул основные силы корпуса навстречу незадачливому персидскому полководцу, строго-настрого приказав Муравьёву и Эрнстову сидеть тихо на Тавризской дороге и прикрывать его с тыла. Но просто сидеть тихо неугомонный полковник не мог, а главное — это означало бы упустить возможность нанести противнику сокрушительный удар. Осуществляя свои планы, Муравьёв бросил против персов передовой отряд, внезапным броском захвативший Дарадизское ущелье, а затем и селение Маранда. Ключ к Тебризу был в руках русских. Как только Паскевич, отпугнувший Аббас-мирзу от Эривани, узнал об активности Муравьёва, он с нарочным послал ему длинное письмо с категорическим приказом остановиться и ждать основных сил. Но Муравьёв прекрасно понимал, что остановиться — значит потерять инициативу. Он собрал все свои немногочисленные силы в кулак и приготовился к стремительному маршу на Тебриз. Надо было опередить Аббас-мирзу, который, узнав о смелом и решительном манёвре русских, спешил на защиту столицы своего наместничества.
Рано утром 11 октября, за два часа до рассвета, Николай Николаевич вышел из своей палатки и сел к костру. Через несколько часов он двинется в поход, от которого в значительной степени зависит исход военной кампании и вся его дальнейшая судьба. В случае неудачи — а полковник хорошо это понимал — Паскевич не упустит случая отомстить «неуступчивому» Муравьёву, но, как и тогда в своей отчаянной экспедиции в Хиву, Николай Николаевич во имя успеха порученного ему дела решительно шёл на осознанный риск — поставил свою голову на кон: или пан, или пропал! Муравьёв, никогда не садившийся за карточный стол, с судьбой играл по-крупному! Ведь тогда и теперь для него главным были интересы Отечества, исполнение своего долга перед ним.
У костра грелись несколько солдат. Среди них полковник узнал Александра Стародубского.
— Не спится, граф, перед походом? — спросил он.
— Да, вот читаю «Историю Персии» Малкольма, — ответил Александр, отрываясь от страницы. Он вплотную придвинулся к костру.
— А, отличная книга! — улыбнулся Николай Николаевич. — Десять лет назад я тоже её внимательно изучал. Бог ты мой, уже одиннадцать лет прошло, как я на Востоке, — покачал головой полковник.
— А вам, любезный Николай Николаевич, грех жаловаться на стремительно бегущее время, — проговорил громко генерал Эристов, тоже вышедший к огню. Он был в старом халате и тапочках. — Вы, полковник, за эти одиннадцать лет успели столько сделать, сколько за всю свою жизнь большинство офицеров и не мечтают совершить, — продолжил генерал, покашливая и закуривая сигару. — Вам же всего тридцать три года, а вы уже без пяти минут генерал.
— Что об этом говорить, — махнул рукой Муравьёв. — Не в чинах дело. Долг надо свой успешно выполнять. Как говорил ещё Пётр Первый: служить, а не картавить! Тебриз просто необходимо сейчас взять, а не то там засядет Аббас-мирза со своими войсками и придётся тысячи русских солдатских головушек класть под его стенами. Война затянется…