До глубокой ночи горел свет в окне кабинета у главнокомандующего, под которым проходили бесшумно, как тени, линейные казаки из конвоя в чёрных папахах и косматых бурках. А у подножия холма жил ночной жизнью русский лагерь, мерцая сполохами костров, видны были двигающиеся тени караульных, и раздавались изредка выкрики постовых: «Стой, кто идёт?» Шёл четвёртый месяц осады Карса.
3
Эта ночь прошла до рассвета спокойно. Егеря, с которыми разговаривал днём главнокомандующий, несли службу в секрете неподалёку от блокадного поста русских войск, находившегося напротив одних из множества ворот в крепостной стене Карса. Под утро на неровные поля и овраги вокруг города опустился густой серый туман. Сидеть в замаскированном ветками окопе было холодно, но всё равно сильно хотелось спать.
— А ну открой глаза, Захар, — толкнул в бок фельдфебель прикорнувшего с ним рядом молодого солдатика с длинной шеей и узкими плечами, на котором буквально болталась широкая шинель.
— Да что вы волнуетесь, дядя Кирилл, спят сейчас турки, — проворчал Захар, с трудом раздирая слипшиеся глаза.
— Тихо ты, — цыкнул на него седоусый Кирилл Митрофаныч, уже двадцать лет отвоевавший на Кавказе. — Вроде лошадь копытом цокнула.
— Ну какая лошадь может в такой туман по оврагу шляться, — недовольно пробормотал солдат.
Но Митрофаныч дал ему подзатыльник и просипел строго:
— Заткнись. — Припал ухом к земле и стал прислушиваться. — Так и есть! — крякнул он, услышав глухой гул копыт, перевязанных тряпками, чтобы не звенели подковами по камням, но у одной лошади явно тряпка развязалась и подкова одиноко позвякивала.
— Подъём, — растолкал спящих солдат фельдфебель.
— Ты что, Митрофаныч, осатанел? — сипло кашляя, проворчал здоровый детина, но тут же получил хороший удар фельдфебельского кулака по зубам.
— Молчать, — приказал Митрофаныч, — оружие к бою!
Ещё ничего не понимающие солдаты присоединили штыки к стволам своих ружей и изготовились стрелять, высовываясь из окопа. Их было пятеро. Егеря заняли круговую оборону. И тут над бруствером показалась усатая физиономия в полосатой чалме с кинжалом в зубах. Митрофаныч среагировал первым. Он выстрелил в голову башибузука и ударил сразу же штыком в другую фигуру в коричневой куртке и чалме, бросившуюся на него сверху.
— Пли! — рявкнул фельдфебель растерявшимся солдатам.
Раздался залп. И вовремя. На окоп кинулись несколько башибузуков явно с намерением вырезать постовых. Но выстрел в упор четырёх ружей отбросил турок назад.
— Коли их, мать вашу так! — приказал Митрофаныч своим подчинённым и первым выскочил из окопа на бруствер.
За ним ринулись и солдаты. Башибузуки, не ожидавшие такого решительного отпора, отхлынули в овраг, откуда уже выходили первые навьюченные лошади. Это был караван с продовольствием, который, воспользовавшись густым туманом и складками гористой местности, скрытно пробрался почти к самым воротам крепости.
Быстро оценив обстановку, Митрофаныч приказал егерям отступать к блокадному посту, где дежурила гренадерская рота.
— Свои, свои! — подбегая первым к посту, прокричал, задыхаясь, Захар. — Там турки из оврага хотят с караваном прорваться!
— А сколько их? — спросил поручик Василий Ростовский.
— Да мы всех-то не разглядели в таком тумане, — отвечал Захар, утираясь рукавом. — Но, кажись, с роту будет.
— Кажись, кажись! — передразнил его поручик и быстро отдал приказание одному из своих солдат: — Бегом к Бакланову, поднимай казаков. Скажешь, что турецкий обоз надо блокировать в овраге, а мы их сейчас припугнём. А ну-ка, Петруш, сыпани-ка горячих вон по тому пригорочку, там как раз выход из оврага, — приказал он молоденькому артиллерийскому прапорщику, уже стоявшему у своих двух лёгких пушек.
В предрассветной тишине раздался залп орудий. Послышался тревожный горн в русском лагере. Земля загудела от топота тысяч солдатских сапог и копыт лошадей.
— Так, кажется, мы разбудили этих засонь, — удовлетворённо проговорил поручик Ростовский и, скинув с плеч свою шинель — уже без бобрового воротника — и вынув шпагу из ножен, громко крикнул своим гренадерам, уже стоявшим на бруствере постового укрепления: — В атаку, за мной! Ура-а-а!
Дружным штыковым натиском рота Грузинского гренадерского полка отбросила уже выходивших из оврага турок назад, а там уже ими занялись казаки. Утренний туман редел на глазах. Стали видны фигуры донских казаков в смушковых шапках с алым суконным верхом и коротких синих куртках. Рядом с ними скакали линейные казаки в папахах и длиннополых синих черкесках. Сверкали шашки, кололи пики. Турки начали разбегаться, бросая тяжело навьюченных лошадей. Среди казаков выделялся огромного роста всадник в красном архалуке, чёрной папахе и с густыми длинными серебристыми баками. От его ударов шашкой башибузуки распластовывались чуть ли не пополам, головы в чалмах и фесках летели с плеч, как спелые дыни на бахче. Это был знаменитый казачий генерал Бакланов Яков Петрович.