— А ну вперёд, руби неверных! — слышан был его утробный бас. — Вперёд, я вам говорю, потом грабить будете! — подгонял он своё падкое на добычу воинство.
Из крепости попытались было поддержать пробивающийся к ним караван, но выстрел в упор картечью и гренадерские штыки охладили пыл карского гарнизона. Ворота крепости окончательно захлопнулись. И при восходящих лучах солнца защитники города могли только лицезреть, отчаянно кусая от досады губы, как баклановцы добивают последних сопровождавших караван турецких пехотинцев и башибузуков. Правда, несколько человек из каравана всё же смогли прорваться в осаждённую крепость. Это хорошо разглядел казачий генерал зоркими маленькими глазами, прячущимися под густыми седыми бровями.
— А, чёрт, пролезли всё-таки, басурманы проклятые, — выругался он, кидая в ножны шашку. Эх, как бы они хороших новостей не привезли в крепость. Сейчас туркам моральная поддержка ценнее любого продовольствия.
И генерал оказался прав. На теле одного убитого османского офицера казаки нашли несколько пакетов с донесениями на турецком и английском языках. Армянин, переводчик в баклановской конной бригаде, быстро перевёл с турецкого. Яков Петрович, хорошо понимая, что такие послания были не только у одного офицера, покачал большой головой, засунул ещё влажные от крови пакеты за пазуху и поскакал к главнокомандующему.
Генерал Муравьёв спал этой ночью как обычно, укрывшись шинелью, на простом тюфяке, набитом соломой. В этой шинели внакидку он и вышел рано утром из своего домика, услышав выстрелы из пушек и тревожные сигналы горнов. Вскоре к нему подскакал на гнедом коне Бакланов.
— Плохие новости, Николай Николаевич, — пробасил казацкий генерал. — Союзники взяли Севастополь, а Омер-паша высадился в Абхазии.
Бакланов протянул главнокомандующему окровавленные пакеты. Муравьёву не надо было переводчика, чтобы быстро прочитать тексты на турецком и английском языках.
— Да, господа генералы, — жёстко проговорил наместник Кавказа уже собравшемуся вокруг него командному составу. — Положение осложняется. Теперь у турок появилась надежда, а значит боевой дух, который у них стремительно падал последнее время, вновь укрепится.
Как бы подтверждая его слова, на турецких редутах, опоясывающих крепость, замелькали фески и чалмы, раздались выстрелы из пушек и ружей. Гарнизон Карса явно начал праздновать успехи союзников.
— Ну, теперь-то, когда общая обстановка так кардинально изменилась, может быть, целесообразно было бы главный упор сделать на оборону? — в обтекаемых выражениях выразил надежду о снятии блокады Карса генерал Бриммер.
— Никаких отступлений! — резко повернулся к генералам Муравьёв. — Как раз теперь-то мы просто обязаны наступать. Сейчас в такой обстановке уводить войска — это значит расписаться в полной несостоятельности и просто в трусости. В этот тяжелейший час для нашей Отчизны вся страна смотрит на нас. Только мы можем своими успехами смягчить горечь военного поражения в Крыму для всего русского народа. Да, и принципиально наше положение не изменилось. Я повторяю, в Абхазии турки наращивают свои усилия только для того, чтобы выманить нас от Карса. Мы не пойдём у них на поводу, не сделаем им такого подарка. Да и нужно помнить о моральном духе наших войск. Как солдаты и офицеры воспримут наше отступление при первых угрожающих нам известиях? Нас никто не побил, а мы уже кидаемся отступать? Нет, господа, наоборот, мы покажем всему миру силу духа! Пришло время суровых испытаний, готовьтесь к штурму!
И главнокомандующий решительной походкой прошёл к себе в кабинет.
— Да, это по-русски, — крякнул Бакланов, — немчуре всякой этого не понять!
Огромный казак в красной рубахе постоял, взглянул вслед уже скрывшемуся наместнику и почесал затылок, сдвинув папаху себе на лоб.
— Но вот что из этого выйдет, сам чёрт не разберёт, — покачал огромной головой генерал и, вскочив на коня, хлестнул его нагайкой и поскакал к своим воякам наводить среди них порядок. Справиться с чубатыми кентаврами мог только он один.