– Сергей Иванович! Всё. Заканчивайте воспоминания. Я не хочу делать вам больно, сказал я.
– Нет, Анатолий Ефимович, я продолжу рассказ. Только закажите, пожалуйста, ещё горячего чаю, – ответил он.
Я подозвал официантку и попросил принести нам чаю, печенье или пряников. Она принесла. Я налил чаю Сергею Ивановичу и себе, а он продолжил свой рассказ.
…Сына мы схоронили, десантнику дали пятнадцать лет колонии строго режима. Мы с женой тяжело переживали смерть Виталия. Правильно говорят, что дети должны хоронить родителей, а не родители детей.
У жены развилась тяжелейшая депрессия. Она пыталась выброситься с балкона восьмого этажа. Как мне удалось буквально в последний момент схватить её за одежду и увести в комнату, я и сам не знаю.
Психиатр пичкал её какими-то таблетками, которые не помогали. Потом назначил инъекции на ночь. Каждый вечер приезжала медицинская сестра. Я не мог её оставить ни на одну минуту без надзора.
Продукты нам покупала соседка. А потом психиатр принял решение положить её в больницу. Она находилась там почти два месяца. Перед выпиской её домой я забил двери на балкон, все окна. Но допустил ошибку – одно окно оставил не забитым, чтобы иметь возможность проветривать квартиру. Мне надо было бы заказать небольшую форточку, а окно забить. Но я, к сожалению, не сделал этого.
И когда однажды я отлучился в магазин, жена выбросилась из этого окна. Можете себе представить мое состояние? Я был виноват в её смерти, и скажу вам честно, сам хотел броситься вниз на асфальт.
Поддержать меня тогда было некому – родители умерли, родственников нет. Что оставалось делать? И я начал топить горе в водке. Я всегда был равнодушен к алкоголю, не пил, не курил. А в тот момент меня спасала только водка.
С работы меня уволили. Денег на спиртное не было. Я начал продавать вещи, одежду жены, мебель. Никто не подсказал мне, что надо обратиться к наркологу.
Появились «друзья», которых я поил и пил вместе с ними. Потеря жены и сына не давали покоя. Кто-то украл у меня все документы на квартиру, паспорт, диплом. Унесли дипломат, в котором они хранились.
А потом вдруг появились «хозяева» нашей квартиры и выбросили меня без вещей, без документов на улицу. И снова я допустил ошибку, вместо того, чтобы искать защиту в милиции, прокуратуре, собесе, у юристов – я пошел на вокзал.
Бездомные приняли меня в свои ряды, заставив продать последнее, что на мне было. Какое-то время я бродил с ними в районе трех вокзалов, у Курского вокзала. Короче, я оказался на том самом дне, о котором когда-то хорошо писали Максим Горький и Владимир Гиляровский.
…И он снова замолчал, положил голову на стол и заплакал.
Я понимал, что надо как-то остановить его рассказ, но я не успел ничего сказать, как он продолжил свое повествование.
– Среди многих и очень разных опустившихся людей я выделил одного и подружился с ним. Его зовут Федор. Ему я отнесу вашу сумку с моими вещами и поделюсь продуктами, которые вы принесли. Он, как и я, сторонился всяких криминальных дел, за что его бездомные недолюбливали, и тоже мечтал вырваться из этого кошмара.
– А кто он был по профессии и как оказался, как вы сказали «на дне», – спросил я.
– Он был старшим научным сотрудником в одном НИИ. Когда в автокатастрофе погибла его жена и двое детей, одному из которых было всего двенадцать лет, он, как и я, начал пить и тоже, в конце концов, оказался на одном из вокзалов. Мы уехали с ним из Москвы сюда, в Крюково, нашли коллектор теплоцентрали и живем там уже почти год.
– А как и где вы питаетесь?
– Иногда по очереди стоим в подземном переходе с коробкой или пакетом, надеясь собрать хотя бы на батон или булку черного хлеба. Мимо нас проходят тысячи людей, а подают лишь немногие, в основном, мелочь. Только один раз ко мне подошла женщина средних лет, заплакала и опустила в пакет сто рублей.
В теплую погоду ездим с ним в Москву в санпропускник и столовую для бездомных. При некоторых храмах в Москве есть благотворительные столовые. Иногда копаемся в пакетах, выброшенных людьми в мусорные контейнеры. Кстати, люди часто выбрасывают целые, но черствые батоны, хлеб… По-разному.
– А на чем вы спите? – допытывался я. Он улыбнулся:
– Люди выбрасывают в контейнеры матрасы, подушки, одеяла. А иногда и приличное постельное бельё. Так что с этим у нас проблем нет.
Я видел, что он устал и решил, что пора прекращать нашу беседу. В кафе никого не было, но официантка все чаще поглядывала на нас, давая понять, что мы засиделись.