Не вздумай себя винить. Не виноват ты, милое мое создание. Простоя это я такая бешеная баба, просто ты на меня так действуешь. Я никого, кроме тебя, не воспринимаю. Пусть я буду одна, но это все равно будет лучше того, что есть сейчас.
Целую своего славного Лапчену. Очень хочется прижаться к тебе, закрыть глаза и улететь в небытие. Милана * * *
Прошел еще год. Прослушанные спецкурсы, прочитанные учеными–геологами, и забота непосредственных руководителей, также почти неизбежное пребывание в научной среде, вводили почти весь наш курс в науку. Научная среда Академгородка была невероятно привлекательной и захватывающей. Каждого из нас опекал один из ученых Института геологии. Часто это были люди с всемирно известными именами и заслугами. Это была необыкновенная школа. Мы чувствовали себя настоящими исследователями в университетских аудиториях и институтских лабораториях, не говоря уже об исследовательской работе в экспедициях.
Как–то надо было показать рукопись моей статьи академику Кречетову. В институте нам не удавалось встретиться, и он сказал, чтобы я пришел к нему домой после шести вечера. Академики жили в отдельных коттеджах, расположенных в сосновом бору на окраине Академгородка. Когда я пришел, Сергея Борисовича еще не было дома, молодая женщина пригласила меня пройти в гостиную. Я рассматривал ее убранство, фотографии и картины на ее стенах (жена Сергея Борисовича была дочерью известного русского живописца). В гостиную вошел пяти–шести летний ребенок с заплаканными глазами, я поинтересовался, какое горе произошло. Он сказал, что сломался велосипед, и я попросил показать его мне, он куда–то побежал и привел ту женщину, которая меня пригласила войти. Она представилась: «Татьяна», и сказала, что это ее сын Юрка. Втроем мы пошли в гараж, который служил складом для всякого хлама. У велика были пустяковые неисправности: слетевшая цепь и спущенная задняя шина. Мы с «помощью» Юрки поставили на место цепь, заменили ниппель и накачали колесо, и он принялся радостно гонять по коридорам. Я пошел мыть руки, со второго этажа спускался Сергей Борисович с супругой Валентиной Васильевной, они отметили, что я уже успешно успел заняться их хозяйством, я возразил, что это мелочи. После обсуждения рукописи меня не отпустили и оставили до ужина.
Позже Валентина Васильевна пару раз приглашала меня исправить какую–нибудь незначительную поломку, иногда с другом их семьи меня приглашали на обед или ужин. Мы, в общем–то, сдружились с Юркой. Спустя несколько месяцев друг семьи высказал мне, что я веду себя совершенно неадекватно: вожусь только с Юркой и почти не уделяю внимания его матери, а они с Валентиной Васильевной положили на меня глаз, как на вероятного мужа (муж Татьяны погиб в экспедиции два года назад), поскольку ко мне привязался Юрка, а я не противен его матери и, по их мнению, вполне перспективный ученый — против последнего факта не возражал Сергей Борисович. Я понял, зачем был нужен пустяковый ремонт и остальные приглашения. Все это было, с одной стороны, лестно, но с другой — тревожно. В результате положительного выхода в создавшейся ситуации светила прямая ровная дорога в науке, защищенная именем академика, а в случае моего не тактичного отказа все может случиться совсем наоборот. В мои планы как бы не входило жениться на ком–либо, кроме Сары. «А нужна ли мне эта «прямая ровная дорога», если я перспективный и без их участия? — подумал я. — К тому же мне пока никто ничего не предлагал, и нечего дергаться», — и все–таки я стал как можно реже появляться в институте, чтобы не встречаться с Валентиной Васильевной (академик ни разу меня не приглашал), а вскоре я надолго пропал из их поля зрения в очередной экспедиции, во время которой Сергея Борисовича перевели в Москву, и все семейство уехало с ним, кроме младшей дочери, которой надо было оканчивать университет.
Начались семидесятые года XX века. Готовилась большая экспедиция по исследованию закономерностей формирования на огромных просторах Сибири условий среды и морских сообществ, которые существовали в далеком палеозойском времени. В ней должны были участвовать ученые четырех институтов из Новосибирска, Ленинграда и Москвы, которые лучше всех знали химические и минералогические условия образования осадочных пород, особенности животных, которые жили в те далекие времена. Поскольку мои кораллы были одними из главных составляющих донных морских сообществ палеозойских бассейнов всей планеты, а я к тому времени уже неплохо их изучил, меня включили в состав экспедиции. Колымская, а теперь и якутская слава о моих экспедиционных способностях утвердили руководство в этом выборе.