* * *
Я сидел в лаборатории за микроскопом после последней экспедиции, изучая очередной коралл, и делал пометки об увиденных структурах скелета. В дверь постучали, свои сотрудники обычно этого не делали. Я приготовился принять гостя и встал, чтобы идти навстречу. В открытой двери появилась то ли фея, то ли снегурочка в изящном демисезонном пальто, в тонкой кроличьей шапке с длинными ушами. Огромные черные глаза затеняли все остальное. На одном ее плече висел репортерский магнитофон, на другом — фотоаппарат.
— Вы — Яков Ильич Рахманов?
— Да, проходите, садитесь. Я Вас слушаю, — произнес я, еле отрываясь от ее глаз.
Она представилась дипломницей факультета журналистики Уральского университета. Тема ее дипломной работы касалась развития науки на Дальнем Востоке. В президиуме ей порекомендовали нашу лабораторию как одну из интересных и имеющих хорошие научные достижения. Я не стал ничего отрицать и отнекиваться, но отчего–то не хотел давать интервью на научную тему. Через пару дней должна была состояться небольшая экспедиция нашей и дружественной лаборатории по ближайшим островам. Я предложил Арине (так ее звали) поехать с ними, посмотреть все воочию, и если возникнут еще какие–то вопросы, то встретиться еще раз. Она с огромным удовольствием, захлопав в ладошки, согласилась. Мы выпили чаю, я отправил ее к своим орлам, и мы расстались. В памяти остались ее немного курносый носик, черные глаза и шапка — такую я носил в раннем детстве. В рейсе участники экспедиции прожужжали ей все уши рассказами и небылицами про меня, намекая на то, что такой жених долго в холостяках не останется. Они не могли даже предположить, что когда Арина, уходя из кабинета, обернулась и задержалась в проеме двери на несколько секунд, у меня мелькнула мысль, что это неплохая кандидатура для моей жены.
Что и откуда взялось за прошедшие двадцать минут? Судьба подкинула свой очередной сурприз–испытание? Какая энергетика или внутренняя субстанция, какие внешне не ощутимые магнетические токи появились вдруг? Я, можно сказать, преуспевающий завлаб, высокого роста, не самой противной наружности, постоянно мотающийся по заграницам, был избалован женским вниманием. Среди притязательниц на мое внимание были и стройные, и пухленькие, и симпатичные, и красавицы, холостые и разведенные, страстные и более спокойные, требовательные и скромные женщины. И отношения были самыми разнообразными — от дежурных: «Привет, как жизнь?», до дружеских и интимных. Но у меня ни разу не возникало ни мысли, ни желания кончать холостяцкую жизнь. А тут, через неделю, абсолютно ничего не зная об Арине, я уже хотел продолжить отношения с этой девушкой, еще совершено не представляя, во что они могут вылиться. Что сотворилось во мне после очень короткой встречи с этой симпатичной хрупкой студенткой? И в ней, по–видимому, тоже что–то щелкнуло, ведь не спроста же ей надо было оглянуться! Зачем ее дружно и напористо, хотя и шутливо, обрабатывали почти две лаборатории и команда судна, почему при виде ее вся экспедиция решила, что ей надо выходить за меня замуж? Что могло такое исходить от нее, по существу девчонки, чтобы во мне появилась мысль о женитьбе и чтобы «положить на лопатки» всех моих поклонниц? Она приехала не только писать диплом, но и инстинктивно найти будущего мужа? Это могло психологически сильно действовать на подсознание окружающих, если учитывать, что в этой девушке была намешана и цыганская кровь! Иначе этот магический феномен не укладывается в голове.
Встретились мы у президиума — она знала в городе только это место. Дополнительных научных вопросов не возникло, я предложил немного осмотреть город. Весенний приморский ветер достаточно порывист, зол и промозг: пробьет насквозь хорошую кожаную куртку даже с меховой подкладкой. С тонким девичьим пальто он и связываться не будет: раз дунет и все. Девушка очевидно замерзала. «Давайте лучше поедем ко мне. Согреемся, послушаем музыку, будет желание, поговорим», — предложил я.