С первым снегом Илюша простудился и заболел. Лежа на груде рванья, он глядел на Ваню затуманенным взором и молчал.
— Илюшка, ты не бойся, я тебя в больницу не отдам, — говорил Ваня, вглядываясь в побледневшее лицо брата и легонько тормоша его.
Ходили слухи, будто в больницах тифозных и холерных хоронят без разбору — живых и мертвых.
Не зная, как помочь братишке, Ваня старался развеселить его.
— Хочешь, сыграю на ложках, как бабка на базар шла? — И он стал выбивать так, точно кто-то ковылял, прихрамывая. — А это пацан убегает от милиционера, — объяснял Ваня и снова дробно щелкал ложками, и было похоже, как будто мальчишка улепетывает.
Но Илюша лежал с закрытыми глазами, а потом и вовсе начал бредить и метаться. Ваня отложил ложки и стал трясти брата:
— Илюшка, не помирай, слышишь? Давай песню споем, подтягивай за мной: «Сме-ло, това-рищи…» Пой, чего же ты! «В царство свободы дорогу грудью проложим се-бе-е…»
Ночь прошла в тревоге. На другой день Ваня пошел собирать на улицах окурки. Когда их набралась целая пригоршня, выпотрошил, набил щепочкой несколько гильз и продал прохожим. На вырученные деньги он купил стакан молока для Илюши. И так каждый день Ваня собирал затоптанные окурки, набивал папиросы и продавал. Он уже мог покупать для больного брата ряженку, а потом и житный бублик. А однажды вовсе удивил братишку — явился с новеньким красным бантом на груди.
— Кто тебе дал? — спросил Илюша.
Ваня, веселый и гордый, ответил не сразу. Пусть братишка помучается в догадках.
— Это революционный знак.
— От кого?
— От германских рабочих.
— За что тебе дали?
— Деньги пожертвовал в пользу бастующих германских рабочих.
— Отдал деньги?
— Все до копеечки. Сколько было в кармане, вытащил и отдал.
— А мы как?
Ваня строго взглянул на брата:
— По-твоему, выходит, что мы должны объедаться, а германские рабочие нехай голодают? Так, да?
— Нет.
— А если нет, помалкивай.
— Есть же хочется…
— Терпи. Нельзя только себе заграбастывать. Сперва надо голодным дать. Так только при царе неправильно жили: каждый себе хапал. А теперь все люди будут в Коммуне жить. Понял?
— Понял.
— Вот и нехай германские рабочие купят на наши денежки хлебца.
— Нехай купят… — согласился Илюша.
Ваня улыбнулся, довольный, и тихо, мечтательно сказал:
— А ты знаешь про Коммуну?.. Эх, Илюшка! Это такая жизнь хорошая! Люди будут на аэропланах летать.
А на всей земле ни одного спекулянта не останется, только рабочие и крестьяне!
— Почему?
— Потому что спекулянты и всякие богачи против Коммуны. Не хотят, чтобы бедные тоже хорошо жили. Уцепились за свое богатство и никому не дают!.. Один Ленин может осилить богатеев, и Коммуна обязательно будет.
Илюша болел всю зиму и лишь к весне пошел на поправку. Ваня продолжал торговать рассыпными папиросами и для Илюши придумал дело. Из картона смастерил лоток, повесил ему на шею и велел продавать ириски — их он выменял на папиросы.
Только вот беда: не получилось купца из Илюши.
Дни уже стали длиннее, и время клонилось к теплой поре. С крыш весело сыпалась серебристая капель, пригревало солнышко. В эти часы на Владимирской горке у памятника Крещения Руси собиралось много народу. Отсюда открывался чудесный вид на Днепр.
Илюша бродил в толпе, смотрел, задрав голову, на бронзовую фигуру святого Владимира с крестом в руке и забывал о торговле. Да и мало находилось охотников на его засахаренные ириски, сделанные из прелой муки и горькие на вкус.
Устав бродить, Илюша усаживался на чугунные ступеньки памятника и грелся на солнышке. Нестерпимо хотелось есть, и он, сам того не замечая, поедал ириски, и к концу дня у него не оказывалось ни денег, ни товара.
Ваня даже заплакал от обиды:
— Зачем же ты ириски поел?
— Я нечаянно…
— Эх, ты!.. Я стараюсь, чтобы с голоду не помереть.
Илюша раскаивался, но голод брал верх: история с ирисками повторилась. А на другой день он и вовсе выдумал невесть что — принес за пазухой больного котенка.
— Зачем приволок?
— Жалко… Он мяукает, есть просит. Ты не беспокойся, я ему свой хлеб буду отдавать.
Ваня возмутился:
— Да разве в этом дело, голова садовая? — Он подумал минуту и добавил миролюбиво: — Ладно, оставь, будем втроем жить…
Однажды Ваня примчался веселый и скомандовал: