— Спереди!
Голос Альфонса Мэй услышала слишком поздно. Руки Фейин вцепились ей в горло.
— Ты забыла сказать, — хихикнула Фейин сестре, — во время боя запрещено также отвлекаться на болтовню.
Альфонс хотел кинуться на помощь подруге, но в парня полетели мощные камни. Элрик, как и Мэй, не заметил, что Фейин расставила во время боя кунаи, которые активизировали энергию алхимии, едва девчонка приложила руку к кругу на стене. Альфонс не смог уклониться, не успел преобразовать летящие на него куски. Камни врезались в живот Элрика, и Ал вместе с камнями отлетел на несколько метром.
— Альфонс! — закричала Мэй.
— Ты его любишь? — задала вопрос сестра. — Значит, должна понять мои чувства к Зихао, и понять, почему я выбрала его. Ты тоже отказалась от меня в пользу Линга и Ала. Равноценный обмен, дорогая.
Фейин сжала сильнее горло Мэй.
— Передумала. Не буду трогать нашу маму, её я ведь тоже люблю. Я убью Ала.
Альфонс выбирался из-под завалов, по голове сочилась кровь, камни сломали ногу и несколько пальцев на руке. Ушибы и раны от лавины оказались слишком тяжёлыми для него. Фейин вытащила из-за пояса пистолет. У девушки не закончились сюрпризы.
— У тебя есть возможность спасти любимому жизнь. Скажи, где камень.
— Ну нет!
Мэй улыбнулась и глянула на кофту Фейин. Та только следом успела опустить глаза и, вдруг, раздался взрыв. Фейин отлетела в соседнюю комнату. Её кофта окрасился багровой кровью, которая сочилась из живота. Тело пронзила страшная боль, голова закружилась, но равновесие Фейин не потеряла. Девушка быстро догадалась, что произошло. Пока она удерживала сестру, Мэй умудрилась нарисовать на одежде круг преобразования и активировать его.
“Чёрт!” — выругалась Фейин. Она изучала боевые алхимии Востока и Запада, разъятие Шрама, но пренебрегла самым важным — медицинской алхимией. Фейин считала себя самой могучей, а у могучих людей просто не бывает ран.
Мэй не нападала, она побежала лечить Ала. “Любовь”, — усмехнулась Фейин и воспоминания нахлынули на неё.
***
На глазах была повязка, какие-то люди несли её связанную куда-то. Фейин отчаянно звала на помощь. Лишь на чьё-то заступничество могла надеяться юная четырнадцатилетняя девочка. Она не понимала, что происходит. Возле дома на неё напали люди в масках, завязали глаза, а дальше тьма… Когда с неё сняли повязку, то Фейин оказалась в незнакомом тёмном помещении.
— Вы кого притащили, грёбанные лапти? — услышала она знакомый женский голос.
— Четырнадцатилетнюю дочь императора, госпожа Джиний, — испуганно протараторил мужчина.
— Это не его дочь! — раздался истошный крик. — Я приказала принести Синзан, зачем, по-вашему, мы в провинции Яо находимся?
Глаза девочки стали привыкать к темноте. Она видела перед собой одну из жён императора. Джиний Туран сурово смотрела на перепуганную пленницу, позади женщины стояли её сыновья. Старший, девятнадцатилетний красавец Михонг держал ручки инвалидного кресла, в котором сидел его брат, бледный, покрытый рябью и корками оспы.
— Марш за Синзан! — закричала Джиний двум слугам и сказала третьему. — А ты останься, прикончи ребёнка. Мне не нужны свидетели.
Слуга извлёк нож и стал подходить к Фейн. Девочка пыталась встать, убежать, но руки и ноги были крепко связаны. Беспомощность — это самое страшное в жизни, осознала в тот момент Фейин.
Вдруг пронёсся звук падающей коляски. Между девочкой и слугой встал Зихао.
Мальчишка закрыл Фейин спиной и завёл руки. Болезнь сковала Зихао, каждое движение причиняло ему боль из-за оспенных корок по всему телу, но перед Фейин стоял тогда другой Зихао. Сильный, крепкий, красивый.
— Мама, она ни в чём не виновата. Не убивай Фейин. Мама, я с ней поговорю, я упрощу не выдавать нас.
Джиний помялась и недовольно вздохнула:
— Постарайся.
Зихао развязал руки и ноги девочки, вместе с братом он отвёл её в соседнюю комнату. Там было уютно, светло, стояла мягкая кровать, на которую уселся Зихао и вежливо пригласил к себе Фейин. Рядом стоял Михонг.
— … вот почему должна умереть Синзан, — закончил рассказ Зихао. — Её тело станет для нашей сестры сосудом.
— Но Синзан тоже ваша сестра! — воскликнула Фейин. — Ты, Михонг, Синзан и Линг всегда были вместе, пока я жила во дворце.
Она ничего не понимала. В памяти вспыхнула старая картинка. Михонг учит малыша Линга первым словам: “Скажи-ка, братец Михонг”. У Линга вылетает лишь: “Баба Миха”. А Зихао и Синзан катаются на качелях.
— Это в прошлом. Мы не родственники, а враги, — сжал кулаки младший брат. — Через много лет в будущем в борьбе за престол Яо и остальные захотят нас уничтожить. Они нам не друзья, как и тебе, дочь наложницы.
Михонг захихикал:
— Говоришь слово в слово как мама. Император, имей свою голову на плечах.
— Ты меня старше, корона твой удел, — нахмурился Зихао.
— А это видал! — показал брат фигу.
Зихао обнял за плечи Фейин. Его руки неожиданно оказались такими нежными.
— Фейин, обещай молчать. Синзан тебе ничего не дала, за что её можно жалеть. А мы с братом предлагаем дружбу.
Михонг слабо буркнул:
— Это называется равноценный обмен, — жизнь одного человека стоит жизни другого человека. Синзан мне жаль, но сестра Чжан дороже её, приходится выбирать. Фейин, когда-нибудь ты поймёшь нас.
***
Равноценный обмен… Фейин поняла его. Однако сестра-предательница и Зихао не равноценны. Зихао лучше, любимее.
А Мэй, заметила Фейин, не сильно её ранила, хотя могла бы взорвать всю к чертям собачьим. Слабачка. Заживляет раны Альфонсу, а сама оставила открытой спину…
Фейин отправила всю свою энергию в руку и двинулась на сестру.
Перед глазами Мэй пронёсся только тёмный силуэт, а затем в теле раздалась сумасшедшая невыносимая боль. Девушка завизжала от боли, кровь хлынула из плеча.
— Мэй!!! — завопил Ал.
К лицу припала кровь, гнев, ярость, ненависть, — всё, что ранее не было знакомо Альфонсу Элрику родилось в нём за одно мгновение. Парень вскочил и стремительно кинулся на Фейин. Он бил её чем попало — руками, ногами, балками, “оживлёнными” алхимией. Фейин отступала назад. Впервые в жизни. Она не успевала сосредоточиться и дотронуться до парня, чтобы разорвать его тело.
— Альфонс Элрик бьёт девушку! Что же случилось с аместриским святошей? — усмехнулась Фейин.
— За Мэй костями лягу! — рявкнул Ал.
Фейин отшатнулась, едва не потеряв равновесие. “Лягу костями” — то же самое сказал ей Зихао после первого поцелуя.
***
Ей было девятнадцать, ему двадцать один. Беспомощная, слабая, — такая Фейин уходила в прошлое. Зихао выздоровел, но врачи запретили ему использовать алхимию. Юноша целовал девушку, лёжа с ней на траве. Она была счастлива, но он встревожен. В страну вернулся Линг с философским камнем. Если Линг заслужит благосклонность императора, то всё, над чем трудился Зихао может полететь в пропасть. Его защита над слабыми кланами превратится в ничто, а этот придурок Линг вряд ли откажется от пятидесяти наложниц, чьи дети будут опять ненавидеть и презирать своих единокровных братьев и сестёр.
— Я буду с тобой до конца, — прошептала Фейин.
— Если мне удастся получить власть, у меня будет одна жена — ты, — сказал Зихао. — Ты — моя императрица.
— Даже в саду не погулять! Эти двое вездесущи! — пробубнил Михонг, вылезший из беседки, где хотел почитать книжку.
Михонг смеётся над влюблёнными людьми. Но его смех добр и лучист. Не то что у Синзан. Эта мерзкая девчонка, даже потеряв власть над телом, показывает, что она принцесса. Чего только стоят её колкие взгляды и едкие усмешки, когда Михонг даёт ей власть над телом. Все пять лет Фейин мечтала её проучить. Но Зихао запрещал бить Синзан, ведь боль почувствует и его брат, а Михонг не даёт ей хамить Синзан, жалея бедную девочку. Вот так рыцарь, превративший сестру в рабыню.