Марлин ничего не знал о его ночных вылазках, но на всякий случай юноша принимал все возможные меры предосторожности: по лестнице спускался босиком, вылезал на улицу через дальнее окно в глухом коридоре, а сумку с полотенцем и сменной одеждой заранее прятал в укромном уголке старого сада.
В воде он чувствовал себя уверенно и ничего не боялся. Нырять и плавать его научили деревенские мальчишки ещё в раннем детстве. Если бы дядя видел, что он вытворял во время своих ночных купаний!
Накануне отъезда Тефан решил искупаться в любимом пруду в последний раз…
***
Работа в кузне закончилась поздно: проверяли подковы лучших выездных коней, крепили новые ступицы к колесам кареты – хозяин твердо решил ехать на коронацию в собственном экипаже.
Чумазые, разгоряченные жаром печи кузнецы наскоро ополоснулись в лохани и завалились в пристройке на топчан, но Руди не спалось. Теплая вода из корыта не остудила его пылающего лица, усталое тело ныло, болел ушибленный молотом палец на левой руке.
Впрочем, гораздо сильнее терзала молодого кузнеца душевная боль. Завтра поутру запрягут коней в карету, Тефи сядет в неё, последний раз посмотрит из окна печальным взором, кучер лихо взмахнет кнутом, взметнётся пыль из-под копыт – и умчится любимый в неведомую даль, с тем, чтобы, возможно, никогда уже не вернуться обратно…
А он останется. С постылым беременным Теа, с окаменевшим сердцем, со сгибшими безумными надеждами…
За перегородкой безмятежно храпели напарники, а в крохотное оконце назойливо светили равнодушные крохотные луны, дразнили, не давали покоя, разжигая сумятицу в неспокойной страдающей душе. «Пойду хоть искупаюсь, все равно не уснуть. Авось полегчает».
Он тихо вышел из пристройки, немного подумал и свернул на дорожку, ведущую к поместью. Никто из крестьян, в том числе и он, никогда не плавали в здешнем пруду – не то чтобы это было запрещено, просто не принято, но сейчас Руди отчего-то не хотелось идти через всю деревню вниз, к речке. «Окунусь здесь, все равно никого нет», - подумал он, подходя к кустам, окаймлявшим пруд со стороны Большого дома.
До места оставалось пройти всего шагов десять, когда он вдруг замер и прислушался. Вода в пруду плескалась под чьими-то легкими руками, какой-то поздний купальщик опередил его. Твёрдо решив узнать, что за незваный гость плещется в заповедном хозяйском пруду, альфа осторожно подошел к самым кустам, раздвинул ветки – и остолбенел перед открывшейся его взору соблазнительной картиной…
***
Давно Тефан не чувствовал себя так свободно. Теплая вода ласково приняла его тело в свои объятия, мягко покачивала, успокаивала. Вволю наплававшись, граф забрался на высокий мостик и прыгнул вниз, проплыл под водой почти до середины и только там вынырнул, мотая головой и отфыркиваясь. «Пора к дому, - решил он, направляясь к берегу, - как бы дядюшка не проснулся, вдруг захочет наведаться ко мне в комнату пожелать доброй ночи».
Он вышел на берег, разделся догола и принялся тщательно вытираться большим пушистым полотенцем. Вдруг ему послышался какой-то шорох в прибрежных кустах. Он замер без движения, но звук не повторился. Вокруг стояла особенная звенящая тишина, какая бывает только в первый послезакатный час, когда природа замирает перед предстоящим таинством ночи. Луны серебрили мягким светом гладкую поверхность воды, их сияние наполняло окружающий пейзаж красотой и таинственностью. Тефи невольно залюбовался им, позабыв о том, что следует одеться. И тут он уже отчетливо услышал, как под чьей-то тяжелой ногой хрустнула ветка. Парень метнулся к сумке, выхватил припасенную сухую сорочку и, торопливо накинув её на себя, решительно обернулся в ту сторону, откуда был шум - скорее сердитый, чем испуганный. Он желал немедленно выяснить, кто посмел подглядывать за ним, здесь, в пределах поместья.
- Кто там? Немедленно выходи! - Властно приказал он невидимому нарушителю. - Как же не совестно наблюдать за мной, когда я купаюсь? Только непорядочный человек способен на такой неприличный поступок. Выходи и покажись, чтобы я знал, кого опасаться в следующий раз.
Кусты молчали.
- Ну, что же ты? – продолжил граф. – Стыдно стало? Боишься, что пожалуюсь дяде? Даю слово ничего не говорить, если раскаешься и попросишь прощения…
Ветки раздвинулись, оттуда показалась большая внушительная фигура. Альфа. Быстрым шагом, почти бегом он направился к Тефи, тяжело и хрипло дыша. Парень непроизвольно попятился, храбрость оставила его. Он готов был уже закричать, объятый непонятным ужасом, но в эту секунду узнал Руди.
- Руди! Так это ты? Ты подглядывал за мной? – с негодованием воскликнул он. – Да как же ты посмел?
Кузнец, однако, повел себя странно. Он ничего не ответил, подскочил к нему совсем близко, издал приглушенный гортанный возглас, грубо схватил в охапку и прижал к своему горячему потному телу.
- Тефи, мой ангел… О, небеса, как же ты пахнешь… Я больше не могу терпеть… я так хочу… я по тебе с ума схожу, - бессвязно бормотал он, всё теснее прижимая его к себе и беспорядочно целуя в щеки, лоб, шею, вырез сорочки. Его дрожащие руки нетерпеливо шарили по гибкому юному телу, пытаясь сдернуть с плеч тоненькие бретельки.
Тефану сделалось нехорошо от едкого запаха пота, исходящего от подмышек кузнеца, он старался отвернуть лицо в сторону, но сил не хватало. В панике он уперся кулаками ему в грудь, отчаянно пытаясь освободиться.
Не тут-то было! Разве мог хрупкий омега справиться с молодым рослым кузнецом, привыкшим гнуть подковы голыми руками и плющить тяжеленным молотом раскалённое железо!
- Руди, мне больно. Отпусти меня, немедленно! Ты что, сошёл с ума? Что ты себе позволяешь?
Но альфа словно не слышал и сжимал его всё сильнее в несокрушимых твердых объятиях. Рука поползла вниз, приподняла легкую ткань рубашки и захватила в горсть мягкую округлость ягодицы. Омега дернулся, но тщетно, - кузнец не пустил, издал утробный рык и впился поцелуем в губы. Графу не хватило одного-единственного мгновения, чтобы увернуться, и на него пахнуло несвежим дыханием… О, небеса, что же он ел?