Глава 23
пять месяцев спустя
Влюблённые глухи и слепы ко всему на свете. Скрывая от окружающих свою любовь, они всерьез полагают, что это им удается, что никто не замечает их сияющих счастьем глаз и нежных улыбок.
Альберт был неправдоподобно, ошеломляюще счастлив. Забыв про Тосио, каждую свободную минуту он проводил в комнатах Тефи, скорее похожих на ювелирную лавку или музей ценностей, чем на жилое помещение молодого омеги.
- Аль, ну зачем это? – спрашивал счастливый Тефан, когда король прибегал к нему с очередной драгоценностью в руках. – Ты уже надарил мне столько всего, что я теряюсь в раздумьях, куда мне складывать все это добро?
- Ты ничего не просишь у меня, - огорченно вздыхал альфа, - а мне хочется подарить тебе весь мир. Давай я распоряжусь построить для тебя огромный дворец?
- Зачем он мне? – смеялся Тефан, обнимая его. – Мне ничего не нужно, кроме тебя.
- Волшебник мой, - шептал король и целовал в губы. – Я так счастлив, что встретил тебя! Но всё же – попроси у меня что-нибудь, ну, пожалуйста! Чего тебе хочется?
- Ну, хорошо, раз уж Вы настаиваете, Ваше Величество, - лукаво прищурился омега, - у меня будет к Вам одна просьба. Вы обещаете исполнить её?
-Обещаю! Я сделаю для тебя всё, что в моих силах!
- Ты поступаешь опрометчиво, Аль, обещая исполнить то, чего ещё не знаешь. А вдруг это потребует от тебя слишком больших усилий?
- Неважно. Я буду рад выполнить любое твоё желание.
- Любое, Аль?
- Любое, милый. Говори!
- Позволь мне написать твой портрет! Я знаю, что это очень дерзкая просьба с моей стороны, так как я наделен весьма скромными талантами в живописи. Но я уверен, что моя работа будет одним из лучших твоих изображений, ибо я вижу тебя с такой стороны, с какой не способен увидеть ни один даже самый выдающийся живописец.
- Изволь, ангел мой, - рассмеялся Альберт, - пиши, если хочешь. Но должен честно предупредить тебя, что я нетерпеливый натурщик и не умею подолгу позировать.
- Я сделаю наброски быстро, а детали допишу после, по памяти, - обрадовался граф. – Давай начнем прямо сейчас? Иди, садись вот туда, в кресло. Так, голову чуть левее, и смотри весело!
С тех пор так и повелось. В те дни, когда Альберт был свободен, он непременно по полчаса позировал своему «милому волшебнику». В его отсутствие Тефан увлеченно совершенствовал портрет по памяти. А ведь и верно он выходил куда как хорош, ибо кистью юного художника водила не только искусная рука, но и любящее сердце!
Тефан купался в счастье и не думал о плохом, а между тем за влюблёнными наблюдали десятки недоброжелательных глаз.Особенно преуспели в слежке отвергнутые государем Айдар и Шарит, те самые, о которых графа предупреждал еще в Митте князь Май. Омеги знали всё – в какое время Альберт приходил к Тефи, в какое уходил, сколько времени граф проводил на службе, какие книги читал, какими отдушками пользовался… Несколько раз в его отсутствие они тайно проникали в личные комнаты и с завистью рассматривали дорогие подарки повелителя. В хорошеньких головках светских львов зрели коварные планы расправы с удачливым соперником.
План вскоре составился, примитивный, но действенный. Оставалось лишь склонить к согласию главного участника и исполнителя, что, впрочем, оказалось совсем не сложно, так как он яростно ненавидел Тефи. Эта ненависть была столь сильна, что он без колебаний решился рискнуть всем, - отношением к себе государя, карьерой и благополучием семьи - лишь бы унизить, уничтожить взлетевшего столь высоко несносного гордеца графа Уллияна…
***
Подгоняемый нетерпеливым ожиданием желанной встречи, Альберт почти бежал по коридорам Главного дворца, направляясь к Тефану. Меньше часа назад он вернулся в столицу из поездки по восточным провинциям, и теперь горел желанием обнять любимого. Они не виделись почти три недели, и он спешил к нему, забыв о том, что на дворе давно стоит день, и вряд ли в это время Тефан у себя...
- Волшебник мой, наконец-то! – с горящими от счастья глазами он пробежал пустую гостиную, отворил дверь, ведущую в спальню, и вдруг застыл, почти окаменел, решительно отказываясь поверить тому, что предстало его потрясённому взору.
Широкая постель была примята, а в комнате витал терпкий чужой запах, ничем не напоминавший тонкий аромат тела Тефана. Некоторое время Альберт стоял неподвижно, втягивая ноздрями этот подозрительный парфюм, и тысячи мыслей роились в его окаменевшей от болезненной подозрительности ревнивой голове. Что здесь случилось в его отсутствии и почему, о небеса, здесь так невыносимо пахнет посторонним альфой?
Он подошел поближе и склонился над постелью, внимательно рассматривая смятые простыни. На подушке отчетливо обозначен след от чьей-то головы, мало того! несколько черных волос осталось на гладком сиреневом шелке. И запах... Смутивший короля запах здесь был всего сильнее!
Некоторое время Альберт неподвижно стоял и безумными глазами смотрел на эти явные свидетельства чьего-то присутствия. Кого посмел принимать на их постели Тефан? С кем забавлялся, пока его не было в столице? Богатое воображение, не раз выручавшее короля в затруднительных ситуациях, сейчас сыграло с ним жестокую шутку, - он живо представил, как тонкие пальчики Тефи блуждают в густой шевелюре незнакомого ему черноволосого альфы, как этот мерзавец блаженно жмурится, и как потом, перевернув легкое тело омеги под себя, ласкает и целует самые интимные места, а Тефан стонет и раскидывает ноги, охотно отдаваясь возбужденному самцу...
В глазах потемнело от бешеного гнева, и Альберт перестал владеть собой. Под руку попалась тяжелая бронзовая статуэтка, и он в сердцах запустил ей в прикроватную тумбу, разбив ее вдребезги. Тумба опрокинулась набок, а статуэтка упала на пол, ударившись о что-то маленькое и блестящее, что до этого момента была скрыто от глаз короля под изящным предметом мебели. Одним прыжком он преодолел пространство до тумбы и поднял с пола изысканную золотую вещицу. О, он узнал бы эту подвеску и из миллиона - сам лично заказал и подарил на двадцатый день рождения другу детства и самому преданному своему адъютанту князю Илаю Эйдену!..