Судьба киллера
Резкий сухой щелчок раздался в комнате, словно удар бича, и воздух мгновенно наполнился пороховой гарью.
– Fuck!.. O, fuck!.. You?.. You kill me?.. Fucking dog!..
Маленький Джон с удивлением смотрел на сверкающий серебристой сталью дымящийся ствол пистолета в своей правой руке, ещё не осознавая всю глубину только что совершённого им поступка. Его отец, словно нехотя, сползал по стене в паре метров прямо перед ним, оставляя на стене жирный кровавый след, на рубашке в левой части груди медленно расползалось красное пятно. Его глаза закатились вверх, он неуклюже сел на пол и застыл в неестественной позе, обратив невидящий взор куда-то в сторону. И только в этот момент маленький Джон осознал всю непоправимость произошедшего.
Нет, ему не было жаль убитого, поскольку его папаша, по мнению Джона, вполне заслуживал подобной участи, сведя в могилу многочисленными побоями мать, и задушив подушкой на его глазах младшую сестрёнку Мэри. Просто маленький Джон вдруг понял, что всей его прежней жизни, – весьма несчастной дома, но вполне сносной за его пределами, пришёл конец. Он сделал пару шагов назад, опустился на оказавшийся сразу за ним стул, и замер, понурив голову, даже не замечая, что пистолет по-прежнему находится у него в руке.
В этой позе и застал его местный шериф со своим помощником, спустя почти сорок восемь часов. Он не слышал криков соседки, сообщающей об утренней почте. Не слышал криков школьных друзей, звавших его на улицу на следующий день. Не переменил Джон позу даже тогда, когда полицейские решили выломать дверь, заподозрив что-то неладное по тошнотворному запаху, сочившемуся из-за двери.
– Чёрт, сэр! – проговорил помощник шерифа, едва зайдя за порог и зажимая платком нос. – Похоже, курица, которую эта семейка собиралась приготовить, долго лежала на жаре!
– Или они опять купили тухлятину!.. Эй, Майки! Отбери-ка у него пистолет!..
Шериф громко присвистнул, сразу сообразив, что тело мужчины, лежащее на полу, уже пару дней, как мертво, немного посмотрел на открывшуюся ему картину, повернулся к Джону и сказал:
– Ну, что, парень? Наделал ты дел, верно? Не могу сказать, чтобы твой папаша вызывал у меня восхищение, но убийство отца, это, знаешь… В общем, ближайшие деньки тебе предстоит провести не дома.
Джон ничего не ответил, он покорно отдал пистолет помощнику шерифа, покорно подставил руки под наручники, также покорно встал и поплёлся за полицейскими. Не оказав ни малейшего сопротивления, не обращая внимания на удивлённые лица соседей и простых зевак, столпившихся перед его домом, он безропотно сел в полицейскую машину. Он ещё не знал, что и этот дом, и всех знакомых, провожавших его удивлёнными взглядами, и всю эту улицу он видит в последний раз, такая мысль даже не пришла ему в голову, что вовсе не было удивительным, поскольку Джон находился в глубочайшей апатии ко всему, что его окружало.
В полицейском департаменте особого сочувствия к нему не проявили, поскольку всем давно было известно, что рано или поздно, всё это должно было закончиться примерно так, как и закончилось. Всем в полицейском участке был известен образ жизни папаши Джона, но жалеть подростка никто не стал. Впрочем, Джон и не старался ни у кого вызвать жалость, ни с кем не общаясь и не отвечая ни на какие вопросы. Так что лишь один инспектор попробовал проявить к нему хоть какое-то участие:
– Послушай, парень! Если ты думаешь, что молчанием облегчишь свою судьбу, то мне придётся тебя огорчить. Если ты так и не расскажешь никаких подробностей, то я вынуждена буду передать дело в суд, квалифицировав его как преднамеренное убийство, и тогда мало тебе не покажется. Знаешь, что бывает в тюрьме с красавчиками вроде тебя? Хотя, может, тебе и повезёт, и тогда электрический стул будет тебе приятной заменой того, что ждет таких как ты за решёткой. Ну? Так и будешь молчать?
Джон не отвечал. Он слышал, что ему сказал проявивший участие сотрудник, и всё понял, но его дальнейшая судьба его не интересовала.
Он безучастно выслушал приговор судьи, назначившего ему наказание сроком в тридцать лет в одной из самых печально известных тюрем Америки, и какое-то восприятие окружающего мира вернулось к нему лишь тогда, когда стальная решётчатая дверь захлопнулась за ним, как нож гильотины отрезая его от прошлого.
В камере он был один. То ли дежурная смена охранников решила не портить себе статистику происшествиями за ночь, то ли, что маловероятно, им и вправду стало жаль вновь поступившего подростка, но так или иначе, соседей у него не оказалось.