Вечером его позвали в гальванический цех. Когда Джон вошёл, он увидел одного из своих обидчиков, стоящего на краю ванны с азотной кислотой и ремонтирующего кран. Может быть, Джона позвали пока не на расправу, а может, те трое не ожидали, что Джон появится так быстро, но, так или иначе, в цехе больше никого не было и рабочий, ремонтирующий кран, Джона не видел. Рядом валялся обрезок железной трубы, Джон взял его, тихо подошёл к ничего не подозревающей жертве и сильно и точно ударил трубой под колено. Ноги жертвы подкосились, и он рухнул прямо в ванну с кислотой.
Зрелище было ужасным. Бедняга кричал нечеловеческим голосом и пытался выплыть, но кислота, похоже, сразу попала ему в глаза, и он не видел, куда надо плыть. Его кожа мгновенно покраснела, от него шёл дым. На крик прибежала охрана и другие заключённые, они быстро вытащили пострадавшего, но было видно, что жить тому осталось недолго. Его кожа быстро покрылась пузырями, которые лопались прямо на глазах. Через две минуты он был мёртв.
Пока охрана со всеми прочими пытались вытащить упавшего, на Джона никто не обращал внимания. Но как только всем стало ясно, что жертва «отдала концы», персона Джона мгновенно завладела их вниманием, не сулившим ему ничего хорошего. Пара заключённых направилась было к нему с явным намерением бросить его вслед за убитым, но охрана быстро вспомнила свои обязанности, и через десять минут Джон был в своей камере.
Вечером он не мог уснуть из-за криков. Вся тюрьма гудела, и в его адрес раздавались весьма недвусмысленные и «ласковые» обещания. Охране даже пришлось открыть несколько камер и «вежливо попросить» кричащих перенести прения на утро. Однако не уснуть Джону было ещё по одной причине. Он ожидал вызова на допрос, а его не было. Утром камера Джона не открылась вместе со всеми. Где-то через час ему принесли еду. Джон поел без особой охоты и сидя на кровати стал размышлять, что бы всё это могло значить? Днём процедура с едой повторилась, вечером тоже. Затем заключённых, прибывших с работы, развели по камерам, и крики в адрес Джона повторились. Они были уже не такими интенсивными, но охране вновь пришлось вмешиваться. Утром Джона снова из камеры не выпустили, и лишь чуть позже принесли еду. В таком ключе прошло несколько дней, но на четвёртые сутки ночью его камера отворилась. Двое охранников приказали ему одеваться. Джон быстро выполнил приказ и пошёл в сопровождении охраны. Его отвели в другой корпус тюрьмы, подвели к тяжёлой бронированной двери, открыли её и со словами «входи» закрыли за ним дверь.
Комната оказалась огромным роскошным кабинетом. Посредине стоял большой стол из красного дерева, за которым сидел человек в дорогом костюме. Напротив стола стояло другое кресло и человек, кивнув на него головой, неожиданно вежливо обратился к Джону:
– Садитесь, молодой человек. Садитесь. Разговор у нас с вами будет долгий.
Джон сел, но человек не начинал допрос. Вместо этого он спросил:
– Вы курите? Нет? Это хорошо. Знаете, я бы предложил вам сигарету, но, признаться, рад услышать, что вы в этом не нуждаетесь, поскольку от этой привычки вам в ближайшее время пришлось бы избавиться.
Джон не отвечал. Всё, что угодно, по его мнению, должно было сейчас произойти, но только не предложение вежливым тоном присесть и закурить. Он сидел на краешке кресла, ожидая, что сейчас последует крик и ему в любом случае придётся вскочить. Но собеседник продолжал в том же тоне:
– Вы, вероятно, ожидаете, что сейчас я начну задавать вам вопросы о некоем недавнем происшествии в гальваническом цехе? Нет, я не буду вас ни о чём спрашивать. Я неплохо представляю себе, что там произошло, и ваша ложь меня не интересует. Более того, скажу сразу, – я пребываю в полной уверенности, что и убитый вами Ричард Кэмпбелл, и сброшенный вами в ванну с кислотой Джонатан Райт вполне заслуживали этой участи, поскольку мерзавцами были, каких поискать… Ну,.. разве что способ в случае с Райтом вы избрали немного негуманный... Впрочем, я также понимаю, что вы просто воспользовались случаем, не планируя убийство заранее.
Джон молчал. Хозяин кабинета встал, прошёлся по комнате, подошёл к барной стойке и спросил:
– Может, немного виски?