— В крови он, бай-ага… Не обтёр я впопыхах… — виновато сказал Аллак
— Кровь врага всегда приятна, — Бекмурад-бай повертел в руке нож, вглядываясь в покрывающие лезвие пятна, в другой руке он держал браунинг. — Кровь врага радует, — повторил он, — но оружие надо держать в чистоте. Кстати, ружьё ты куда дел?
— На седле привязано.
— Не понадобилось?
— Нет, бай-ага… Такие дела шума не любят.
— Молодец!.. Хотя на этот раз шум был бы полезен.
— Не знал я, бай-ага…
— Не знал, говоришь?.. Ладно, иди домой… За лошадьми я пришлю людей.
— Если вы разрешаете, я пойду, бай-ага…
— Иди, иди… Постой-ка! Хей! Аллак!..
— Слушаю вас, бай-ага.
— Где ты этого бродягу прикончил?
— Недалеко… За Серебряной горой…
— А точнее?
— В Долине змей, бай-ага… И закопал там же…
— Закопал?! Кто тебя об этом просил!
— Шакалы там… — пробормотал Аллак, смущённый явным недовольством бая. — А днём стервятники расклевали бы… Он и так невинно пострадал… — Аллак прикусил было язык, но поздно.
— Что ты сказал?! — свистящий шёпот Бекмурад-бая хлестнул его, словно плеть. — Невинно?! А что эта падаль Чары убила, — это тоже невинно?!
— Простите, бай-ага! — взмолился Аллак. — Я хотел как лучше… Не подумал я… Простите…
— «Не подумал»! — остывая, передразнил Бекмурад-бай. — Тельпек на чём носишь? На голове? Или у тебя пенёк вместо неё торчит?
— Виноват, бай-ага… Простите…
— С виноватого два раза спрашивают!.. Эту падаль надо было на куски изрубить и раскидать по всем Каракумам, а не закапывать… Иди, отдыхай!
Этой же ночью двое людей Бекмурад-бая, поднятые им с постели, погнали коней в сторону Долины змей. Вернувшись, они сообщили, что видели могилу. Пастухи подтвердили, что в ней зарыт незнакомый парень, которого накануне убил за какое-то преступление его спутник. Пастухам было велено разровнять могилу, как и приказал бай-ага, и пустить по ней овечью отару. Теперь ни один человек следа её не отыщет, будь он даже сам Сари-следопыт.
— Надо было выкопать и собакам пастухов скормить, — сказал Бекмурад-бай, выслушав своих посланцев. — Не догадались!
— Мы сделали, как вы сами велели, — оправдывались джигиты.
Бекмурад-бай махнул рукой.
— Ладно, идите… Аллаку скажите, чтоб зашёл, когда стемнеет.
Услышав это приказание, Аллак, таившийся от соседей в своей мазанке, обрадовался: кончилось время затворничества, вспомнил бай о своих обещаниях. Хотя, нет, сначала кибитку новую поставить, а потом уже хозяйку в неё привести… Нет, не так. К жене надо, обрадовать её и родителей — тоже, отдать им остаток калыма. Всё-таки четыре года ждали молча, шутка ли!
Бекмурад-бай встретил трепещущего от счастья Аллака довольно сухо и даже не пригласил сесть.
— Ты, Аллак, слышал пословицу «Думал: святой, оказался — свиньёй?» — спросил он, сурово хмурясь.
— Нет… — пролепетал сникший Аллак, чувствуя, что его радужные мечты разлетятся сейчас, как пушинки степного одуванчика под ветром. Нет, не слыхал… То есть, да, бай-ага, слышал…
— Хорошо, что слышал. А смысл её понимаешь?
— Нет, бай-ага, не понимаю, к чему вы говорите такие слова. Я всегда старался все ваши приказания исполнять, не перечил вам..
— А Дурды?..
— Что Дурды?.. — Аллак с трудом проглотил застрявший в горле комок.
— Ты убил его?
— Клянусь вам, бай-ага…
Бекмурад-бай прищурился.
— А до меня дошли слухи, что ты только коня его увёл, а он жив остался.
— Клянусь вам, бай-ага…
— Я, конечно, верю тебе, но, когда слышишь разные разговоры, начинаешь им верить… Я помню, что обещал тебе, и выполню обещание. Больше того, я помогу тебе все долги заплатить…
— Нет у меня долгов, кроме калыма, бай-ага…,
— Ну, хорошо. Тогда на хозяйство денег дам, земли немного выделю. Свою-то ты продал… Словом, жалеть ни о чём не будешь.
— Спасибо вам, бай-ага!
— Но ты, Аллак, должен дать мне бесспорное доказательство, что проходимец Дурды мёртв, понял?
— Не понял, бай-ага. Какое доказательство?
— Ну, что-нибудь такое… От Дурды этого…
— Папаху?
— Не прикидывайся идиотом — папаху у кого хочешь можно взять! Чем ты докажешь, что её именно Дурды носил?
Аллак понял и похолодел от циничной жестокости Бекмурад-бая.
— Не могу я вернуться… Как буду резать мёртвое тело!..
— Живого убить труднее. Ты же не побоялся?
— Нет, бай-ага, не могу! Я вам укажу место — пошлите кого-либо другого!
— Я думаю, что лучше съездить тебе, — многозначительно и недобро сказал Бекмурад-бай Он умел хорошо притворяться, когда это было необходимо, и Аллак понял скрытую в его словах угрозу.
— Ладно — сказал он, — я поеду.
— Вот и хорошо, — одобрил Бекмурад-бай, очень довольный своим хитроумным планом, с помощью, которого он ловил сразу двух зайцев. Пусть попробует теперь этот глупец разыскать могилу, по которой прошла овечья отара! — Ты, конечно, запомнил место, где похоронил убитого?
— Запомнил — хмуро сказал Аллак. — Давайте коня… И оружие.
— А это зачем?
— Мало ли что в пути бывает, а на мне — кровь.
…Двумя днями раньше в Долине змей паслась отара овец. Кто знает, почему дали такое мрачное название весёлой и милой долинке. Может быть, когда-то здесь в самом деле водились змеи, но сейчас их не было ни одной, и овцы, наслаждаясь сочной травой, питаемой неведомыми подземными водами, спокойно бродили по северной оконечности низины.
Пообедав мясом молодого барашка, Дурды с удовольствием напился чала, крякнул и сказал, утирая губы:
— У тебя лопата есть, Эсен? Захвати её и пойдём со мной.
— Куда мы? — поинтересовался Эсен, исполнив просимое.
— Подальше отсюда шагов на двести.
— А лопаты зачем?
— Могилу, рыть будем.
От неожиданности Эсен споткнулся, потом засмеялся, приняв слова гостя за шутку.
— Кому же это понадобилось?
— Бекмурад-баю, — ответил Дурды.
— Когда ты успел его?..
— Ещё не успел, но пусть место готовым будет.
— Нет, я серьёзно спрашиваю: что рыть будем?
— А я не шучу. Могилу будем рыть.
— Для кого?!
— Для меня.
Эсен с досадой плюнул и зашагал быстрее. Дурды улыбнулся.
— Постой, Эсен, не сердись… Слышишь?.. В народе говорят: «Сердишься — укуси себя за нос». Давай укуси.
— Иди-ка ты… — посоветовал Эсен. — Я тоже шутить умею.
Вдвоём они быстро справились с работой. В головах и в ногах могилы вкопали палки. Спрыгнув вниз, Дурды старательно утоптал землю.
— Признавайся, зачем копали, а то в самом деле зарою тебя, — с весёлой угрозой потребовал Эсену заглядывая сверху в добротно сделанную могилу.
Дурды проворно выскочил наружу, отряхнул от приставшей земли руки.
— Я тебе говорил, что меня Аллак убил? Вот в этой могиле я и буду похоронен, понял?.. Если Аллак вернётся, пусть ждёт у вас. А если обо мне кто спрашивать станет, говорите, что мол убит и похоронен. Не забудешь?
— Невелика хитрость, — сказал Эсен и пожалел — Коня ты напрасно отдал! Трудно тебе пешком придётся.
— Ничего не зря, — возразил Дурды. — Так ему Бекмурад-бай скорее поверит. А коня, я думаю, Клычли мне достанет.
Последняя соломинка…
Эсен и Аллак, сидя у костра, допивали чай, готовясь укладываться спать, когда сердитый лай собак предупредил о приходе чужого человека. Поблагодарив проводившего его подпаска, он поздоровался и подсел к огню. Ни Эсен, ни Аллак не знали его. Он был молод и, видимо, небогат, так как его пропылённый чекмень пестрел несколькими заплатами, а руки, протянутые к огню, красноречиво свидетельствовали большими мозолями о знакомстве с тяжёлым кетменём дайханина.
Перебрасываясь с гостем традиционными вопросами, Эсен поставил на рдеющие угли новый тунче — пришедшего надо было напоить чаем, так требовал обычай.