— Бедного, небось, не изберут ханом! Глаза людям замазывают — вот что!
— По нынешним временам могут и бедного избрать.
— Рядилась змея в новую кожу, да всё змеёй оставалась!
— Очень странный хан! Почему такого избрали?
На этот вопрос не могли ответить не только горожане, но и сами баи, только что избравшие себе предводителя. В самом деле, почему его?.. Какое затмение сошло на головы умных людей?!.
На следующий день Сухану Скупому показали один из дворов, расположенный поблизости от старого базара. Здесь будет ханская резиденция, здесь он будет принимать прошения и выслушивать жалобы просителей.
Во дворе уже установили казаны для пищи и большие, трёхведёрные самовары. Был назначен и специальный повар — на эту должность определили одного хивинца, торговавшего на базаре обедами. Некоторые баи, подхалимничая перед новым ханом и ожидая от него особых милостей, привозили баранов, рис, морковь, дрова. За несколько дней навезли столько, что Сухан Скупой только рот раскрывал от радостного изумления: вот что значит быть ханом!
В доме, застланном коврами и узорными кошмами, негде было повернуться от обилия гостей. Беспрерывно разносили миски и блюда с едой, чайники с наваристым ароматным чаем. Сытые, довольные баи не спеша попивали чай. толковали о разном, но преимущественно разговоры велись вокруг Каушут-хана. Вспоминали с подробностями, — если их не знали, то тут же придумывали, — как Каушут-хан наголову развил хивинского хана Мадэмина, как истребил в Мары всех каджаров, предводительствуемых Хамза-мирзой. С оживлённым сожалением припоминали, как, после разгрома Каушут-ханом персидского войска, подешевели невольники на базарах Бухары и Хивы — это только подумать, здоровый раб стоит только один туман!
Привезённые баями продукты были съедены. Вместе с ними кончились и разговоры. Баи поняли, что каких-нибудь решительных действий от нового хана ожидать не приходится, и разъехались по домам. Сухан Скупой, поначалу упивавшийся вниманием знати, как ребёнок, получивший новую затейливую игрушку, тоже устал от постоянного шума и суеты. Конечно, почтительность окружающих — это приятно, однако надо немножко и отдохнуть, Да и торговые дела запущены.
— Слава аллаху, что избавились от дармоедов, — сказал он Бекмурад-баю, — а то и присесть негде было.
Бекмурад-бай не разделял настроения Сухана Скупого. Он был раздосадован: выборы хана, на которые делалось так много расчётов, оказались пустым жребием. Хан есть, но ничего по сути дела не изменилось, всё осталось как и до хана. Так стоило ли выбирать, тратить на эту бесполезную затею время, силы, деньги?
В ответ на реплику Сухана Скупого он сердито сказал:
— Чему радуешься? Теперь поплетёшься, волоча за собой палку, как тот пастух, у которого волки порезали всех овец? Не выйдет из тебя хана, если не можешь вести себя с людьми, как хан! Каждый съел что принёс и домой ушёл — он мог бы это и дома съесть!
Не поняв скрытого смысла слов Бекмурад-бая, Сухан Скупой торопливо ответил:
— Ай, Бекмурад-бай, если людей кормить надо, тогда я совсем не смогу быть ханом!
— Без расхода не будет и прихода, — хмуро сказал Бекмурад-бай. — Если бы ты встречал приходящих почётом и уважением, вокруг тебя всегда были бы верные люди. С ними можно было посоветоваться и о сборе, налогов, и о конных джигитах… С кем теперь советоваться станешь?
— Куда конных джигитов? — спросил Сухан Скупой.
— Ты хан и обязан иметь своё войско! — внушительно сказал Бекмурад-бай. — Хан без войска всё равно, что арба без колёс!
Сухан Скупой помотал пальцем.
— Э, нет, Бекмурад-бай! Где я коней возьму, где возьму оружие для джигитов? А их ещё и кормить надо, поить надо. Откуда столько еды возьму? Никакой мне пользы от джигитов нет, совсем не надо их набирать.
Бекмурад-бай тяжело глянул на Сухана, с трудом давя закипающий в груди гнев.
— Значит, по-твоему, кто будет ткать, а кто — прясть?
— А мне всё равно, — ответил Сухан Скупой. — Чем впутываться во всякие суетные дела, я лучше пойду в халатный ряд и выручу несколько рублей. По крайней мере польза сразу видна.
— Не к лицу текинскому хану торговать халатами! — взорвался Бекмурад-бай. — Не позорь ханское звание!
— Кормить меня ты будешь? — не без ехидства упросил Сухан Скупой. — Ханское звание почётно, да зубом его не укусишь. Ты — чурек кушаешь, барашка кушаешь, чай пьёшь. Я тоже хочу кушать и пить.
— Ладно! — как-то разом вдруг сникнув, устало согласился Бекмурад-бай. — Иди, торгуй! Наживай рубли, если тебе своих мало!
Сухан Скупой проворно повернулся к собеседнику.
— Ты считал мои рубли? — быстро спросил он. — Считал? Или, может быть, у тебя меньше?
— Дерзок ты стал не в меру и непочтителен, Сухан-бай, — словно в раздумье сказал Бекмурад-бай, — Помнится, раньше в тебе больше уважения было к обычаям нашим… Ну, да ладно, иди и торгуй, только сюда больше уж не приходи… хивинский хан!
Сухан Скупой выплюнул обкусанные с бороды волоски, непритворно удивился:
— А чего ходить? Я думал, что всё время сюда тащить будут, как в первые дни. Тогда была причина ходить — ешь яства, какие душа просит. Хоть разговоры которые велись здесь, были не очень интересными — о торговле никто даже не заикнулся, — но зато блюда готовились очень вкусные. Вот я и сидел до сегодняшнего дня, в ущерб себе сидел, — прямо говорю! Теперь все поели, выпили, никто ничего больше не приносит. Пустой двор караулить мне мало интереса.
Бекмурад-бай поморщился, как от горького.
— Хватит разговоров. Заплати повару и за аренду дома — и торгуй себе на здоровье халатами.
— Не стану платить! — вскочил на ноги, как подброшенный пружиной, Сухан Скупой. — Я дом не арендовал, повара не нанимал! Кто нанимал, тот пусть и платит!
Глядя ему вслед и потирая ладонью затылок, Бекмурад-бай подумал: «Хорошо, если игрок понял, — что проиграл…»
Кривой кол вбивают кривой колотушкой
Двадцать пятого марта Совет народных комиссаров Закаспийской области и эмир Бухарский заключили перемирие. Вместе с красногвардейскими отрядами вернулись и туркменские джигиты-добровольцы. Несколько дней спустя после их возвращения Марыйский Совет направил Байрамклыч-хана обучать туркменские конные войска, базирующиеся в районах Кушки и Тахта-Базара.
Усиленный после перевыборов большевиками, Совет чувствовал себя значительно увереннее. Успешно проходило предпринятое в целях безопасности разоружение контрреволюционных и неустойчивых элементов. Конечно, далеко не все сдавали оружие, но во всяком случае серьёзного сопротивления разоружаемые не оказывали. Разве только в Байрам-Али была сделана попытка контрреволюционного переворота, однако её ликвидировали быстро и без потерь.
Больше всего беспокоило, марыйский Совет положение в Теджене. Эзиз-хан, обосновавшийся в местечке Агалан, продолжал накапливать силы, доведя количество своих конников до нескольких сот человек. Больше того, от посулов и угроз, он начал переходить к открытым действиям. Пока они заключались в том что Эзиз-хан уничтожал неугодных ему людей, но не было никакой гарантии, что действия его со дня на день могут принять более широкий характер.
Спасая свою жизнь, многие люди бежали из Теджена в Мары. Тедженский Совет оказался перед лицом серьёзной опасности. Следовало ожидать, что, ликвидировав его, Эзиз-хан не остановится на этом, а возьмётся за марыйский Совет. В сущности он был опасен не столько своими всадниками, сколько слепой поддержкой беднейшей части дайханства, приобретённой им за счёт непомерного раздувания своей славы «народного освободителя» и героя.
На закрытом заседании марыйского Совета был поставлен вопрос о ликвидации угрозы, нависшей над Тедженом. Предложений было много, но в основе своей они сводились к физическому уничтожению самого Эзиз-хана. Если бы предполагаемый мятеж носил массовый, народный характер, убийство Эзиз-хана, конечно же, ничего не изменило бы в сложившейся ситуации — на его место встал бы и другой, и третий, и пятый. Здесь же держалось всё именно на авторитете, на личности Эзиз-хана. Вначале ставленник крупнейших туркменских баев, он своим властолюбием и жестокостью оттолкнул от себя многих из них. Не вникая в подробности его разрыва с байской верхушкой, простой народ воспринял это так, как он мог воспринять: если Эзиз-хан не с баями, значит он с народом. Это и было одной из причин того, что бедняки слепо верили Эзиз-хану и шли за ним, но в то же время не слишком доверяя его ближайшему окружению. Таким образом смерть или даже арест Эзиз-хана могли полностью ликвидировать инцидент. Организовать эго было поручено Сергею Ярошенко.